К тому времени, как я ворвался в дом, Герцогиня уже держала на руках завернутого в голубое одеяльце Картера. Ночной Рокко подогнал «роллс-ройс» ко входу и был готов мчаться в больницу. Пока мы с Герцогиней бежали к машине, я украдкой дотронулся до макушки Картера и с испугом отдернул руку. Он буквально горел. Правда, он все еще дышал, хоть и с трудом. Но не двигался – возможно, впал в беспамятство.

Мы с Герцогиней уселись сзади, Сьюзен поспешно юркнула на переднее сиденье рядом с водителем. Рокко, в прошлом детектив полиции Нью-Йорка, гнал машину, не обращая внимания ни на светофоры, ни на стрелку спидометра. И в данных обстоятельствах мне и в голову не пришло бы сделать ему замечание. По дороге в больницу я попытался дозвониться с мобильного доктору Грину во Флориду – к несчастью, его не оказалось дома. Тогда я позвонил родителям – попросил их ждать нас в больнице Норт-Шор в Манхессете, до которой мы могли бы добраться на пять минут раньше, чем до Еврейской больницы Лонг-Айленда. Все остальное время мы сидели в молчании… слез по-прежнему не было.

Едва «роллс-ройс», взвизгнув тормозами, остановился у входа в приемный покой, мы бегом бросились внутрь. Впереди, держа Картера на руках, мчалась Герцогиня. Лечащий врач Картера уже позвонил туда, так что нас ждали. Мы вихрем промчались через приемный покой, забитый людьми с усталыми, ничего не выражающими лицами. Через минуту Картер уже лежал на столе – чья-то рука поспешно протерла его тельце ваткой с какой-то жидкостью, от которой несло спиртом.

– Похоже, спинальный менингит, – бросил нам моложавый доктор с кустистыми бровями. – Нужно сделать малышу спинномозговую пункцию, но для этого требуется ваше согласие. Риск невелик, но всегда существует возможность инфекции или…

– Делайте же эту чертову пункцию! – рявкнула Герцогиня.

Доктор невозмутимо кивнул, по-видимому нисколько не обиженный тоном моей жены. Впрочем, она имела на это полное право.

А потом оставалось только ждать. Сколько времени прошло, десять минут или два часа, трудно было сказать. Потом температура у Картера вдруг упала, после чего он принялся плакать. Точнее, это был даже не плач, а крик – высокий, пронзительный крик, который невозможно описать и от которого мурашки ползли по спине. Ежась, я гадал, неужели все дети кричат так, когда чувствуют, что у них отбирают жизнь… кричат, как будто в смертной тоске, догадываясь об участи, которая их ждет, и не в силах смириться с ней.

Мы с Герцогиней сидели в приемной, прижавшись друг к другу, отчаянно надеясь на чудо. Рядом, так же молча, сидели мои родители и Сьюзен. Сэр Макс метался взад и вперед по приемному покою, отчаянно дымя сигаретой и не обращая внимания на табличку «Не курить» на стене, – я мысленно пожалел того, кому хватит смелости сделать ему замечание. Моя мать, сидевшая рядом со мной, тихо плакала. Я украдкой покосился на нее и вздохнул – она в жизни своей не выглядела так ужасно. Сьюзен, на время забыв свои теории заговоров, жалась к дочери. Ничего удивительного: одно дело, когда ребенок рождается с дыркой в сердце – ведь дырку можно заштопать. И совсем другое, когда впереди маячит перспектива, что этот самый ребенок до конца жизни останется слепым, глухим и умственно отсталым.

Не успел я подумать об этом, как двери раздвинулись и на пороге приемной появился одетый в зеленую больничную робу доктор. Выражение лица у него было непроницаемое. Мы с Герцогиней, сорвавшись с места, ринулись к нему.

– Мне очень жаль, мистер и миссис Белфорт, – вздохнул врач, – спинномозговая пункция дала положительный результат. Так что у вашего сына менингит. И…

– Бактериальный или вирусный? – перебил я его. Схватив жену за руку, я мысленно взмолился, чтобы он ответил: «Вирусный».

Доктор немного помолчал. Потом вздохнул и посмотрел нам в глаза.

– Бактериальный, – печально сказал он. – Мы все молились, чтобы он оказался вирусным, но тест подтвердил наши наихудшие подозрения, – доктор сделал еще один глубокий вздох. – Правда, нам удалось сбить Картеру температуру, так что, похоже, он справится. Увы, при бактериальном менингите центральной нервной системе часто наносится непоправимый урон. Пока еще слишком рано говорить, насколько сильный ущерб нанесен в данном случае и что именно пострадало, но обычно менингит влечет за собой потерю слуха и зрения и… – доктор замялся, как будто подыскивая подходящее слово, – …и некоторую задержку в развитии. Мне очень жаль. Как только пройдет острый период, мы подключим специалистов, чтобы определить, насколько велик ущерб. А сейчас все, что мы можем, – это давать ему большие дозы антибиотиков, чтобы убить инфекцию. На данном этапе мы даже не можем определить, о какой бактерии идет речь; пока можно сказать только, что речь идет о каком-то чрезвычайно редком, нетипичном для менингита возбудителе. Мы связались с заведующим инфекционным отделением – он уже едет в больницу.

– Как он сейчас? – оглушенный всем этим, спросил я.

– Пока трудно сказать, – пожал плечами доктор. – Мы перевели его в бокс на пятом этаже. И будем держать там, пока не сможем определить, о какой именно инфекции идет речь. Пустить к нему мы можем только вас и вашу жену.

Я покосился на Герцогиню – она стояла, приоткрыв рот и уставившись невидящим взглядом куда-то в угол. А потом, потеряв сознание, тяжело осела на пол.

Мы отправились наверх, на пятый этаж, и там началось какое-то безумие. Картер размахивал руками, извивался всем телом и пронзительно вопил – ему вторила метавшаяся из угла в угол Герцогиня. Лицо ее посерело, из глаз ручьем лились слезы.

– Мы пытаемся поставить вашему сыну капельницу, – объяснил один из докторов, – но он слишком беспокоен. В этом возрасте и так трудно отыскать вену, так что у нас нет другого выхода, кроме как ввести иглу прямо в череп. Другого способа нет. – Это было сказано чрезвычайно авторитетным тоном, и в голосе доктора мне почудилось некоторое раздражение.

Герцогиня бросилась на него, как разъяренная тигрица.

– Ты, сукин сын! Ты хоть знаешь, кто мой муж, ублюдок? А ну, живо, найди эту чертову вену, или я прикончу тебя собственными руками – еще до того, как мой муж заплатит кому-нибудь, кто сделает это за меня!

Доктор, приоткрыв от ужаса рот, словно примерз к полу. Неудивительно, он же еще не имел чести быть представленным Герцогине Бэй-Риджской.

– Какого черта вы ждете?! Идите! – рявкнула она.

Доктор, машинально кивнув, ринулся к кроватке, на которой лежал Картер, схватил крохотную ручонку и принялся лихорадочно искать вену.

И вдруг у меня зазвонил мобильник.

– Да, – безжизненным голосом сказал я в трубку.

– Джордан, это Барри Грин. Только что получил твое сообщение. Мне очень жаль. Послушай, они уверены, что речь идет о бактериальной инфекции?

– Да, – ответил я. – Уверены. Сейчас как раз пытаются поставить ему капельницу, сказали, что станут накачивать его антибиотиками. Но Картер как будто с ума сошел – извивается, визжит, размахивает руками, брыкается…