Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Китае, в отличие от некоторых других стран АТ Р, существует довольно четкая внешнеполитическая стратегия, которая прочитывается не столько из доктринальных документов, сколько из конкретных действий. С начала 1980-х годов он проводит политику, которую называет «независимой и самостоятельной».
В 1990-е годы Дэн Сяопин дал указание из 24 иероглифов о том, что во внешней политике Китаю следует «хладнокровно наблюдать», «вести себя скромно», «не претендовать на лидерство», «выжидать в тени», «крепко стоять на ногах» и др. Сюн Гуанкай — директор Китайского института международных стратегических исследований — говорил: «Первые 30 лет после образования нового Китая считалось, что основными проблемами мирового характера являются война и революция, поэтому концепция безопасности была сконцентрирована на оборонной и политической безопасности, т. е. на защите территориальной целостности и суверенитета страны, а также на укреплении государственной власти. Такую концепцию мы называем традиционной. В последующие 30 лет закрепилось понимание того, что обеспечение мира и гарантия развития являются двумя главными задачами современной эпохи. В данный период Китай, не упуская из виду традиционных угроз безопасности, акцентирует внимание и на нетрадиционных угрозах в таких областях, как экономика, финансы, информатика, энергетика, продовольствие, здравоохранение, а после 11 сентября 2001-го — также и на борьбе с терроризмом. Таким образом, сформирована Всеобъемлющая концепция национальной безопасности КНР, у читывающая как традиционные, так и нетрадиционные угрозы»[648].
Гипертрофированное стремление к самостоятельному подходу к международным проблемам, обостренное чувство престижа стали стилем китайской дипломатии. Прагматизм, неакцентированность внешнеполитического курса Пекина, официально открещивающегося от роли лидера, вызывают вопрос: является ли это временной тактикой страны, готовящейся к роли сверхдержавы, или же она намерена довольствоваться ролью лишь одного из полюсов в многополярном мире?
Пекину чужд миссионерский подход к внешней политике, он не стремится утвердить в других странах собственную идеологию, систему правления или представления о нравственности. «Во внешней политике Китай не может не исходить из основополагающего национального интереса — экономического выживания, и поэтому мы вправе охарактеризовать эту страну как сверхреалистичную, сверхпрагматичную державу, — справедливо замечает Каплан. — По существу лишенный выбора в своих действиях на международной арене, Пекин не особенно заботится о том, с какими режимами ему приходится иметь дело; в партнерах ему нужна стабильность, а не добропорядочность, как ее понимает Запад»[649].
В то же время у некоторых китайских руководителей и аналитиков время от времени прорывается нетерпение, «мышцы рвут пиджак». В экспертном сообществе развернулась дискуссия по поводу наследия Дэн Сяопина. Многие говорят, что часть заветов Дэна выполнена, требуются новые иероглифы, которые бы радикально обновили внешнеполитические принципы. Особое неприятие вызывают указания быть «в тени», «вести себя скромно» и «не претендовать на лидерство». Многие китайские военные эксперты говорят об устарелости курса на избегание конфликтов и лавирование, призывают «не бояться конфликтов», занимать жесткую наступательную позицию.
Бестселлером стала вышедшая в 2009 году книга «Китай недоволен», где утверждалось, что китайцы якобы лучше других распоряжаются природными богатствами, которых стране не хватает, и поэтому в будущем Пекину следует контролировать мировые ресурсы, чтобы управлять ими на благо человечества. В не менее популярной книге «Китайская мечта» профессор Университета национальной обороны (входит в систему Минобороны КНР) Лю Минфу утверждал, что в XXI столетии Китай должен стать первой державой мира. В противном случае усилиями США, борьба (а может быть, и война) за лидерство с которыми неизбежна, он будет отброшен на обочину мирового развития. «Превратите несколько мешков с деньгами в патронташи»[650]. Но в Пекине повторяют, что это неформальные и неофициальные мнения.
В китайском Интернете стихийно формируется запрос на более решительную внешнюю политику. Возникают молодежные национально-патриотические группы, откликающиеся на призывы партии и правительства по любому внешнему поводу. Наглядный пример — реакция на споры с Японией вокруг островов Дяоюйдао/Сенкаку. Существует запас протестной энергии, которая может выплеснуться на антиамериканском, антииндийском, антивьетнамском и других направлениях. И нет уверенности, что пекинское руководство полностью контролирует эти настроения.
Джон Миршаймер в «Трагедии великодержавной политики» уверял, что «самыми опасными государствами в системе международных отношений являются континентальные державы с большими армиями»[651]. Сегодня вооруженные силы Китая — крупнейшие в мире. Их численность в 2014 году — 2,333 млн человек, из них в сухопутных войсках — 1,6 млн, во флоте — 235 тыс., в ВВС — 398 тыс., в ракетных войсках стратегического назначения — 100 тыс. Боеготовый резерв достиг 660 тыс. человек. Уровень военных расходов с начала XXI века увеличивался быстрее роста ВВП и превысил 10 % в год, составив 112 млрд долл[652].
Армия пользуется большим авторитетом, имеет возможность набирать лучшие кадры личного состава, но при этом находится под жестким гражданским контролем со стороны КПК. «Наш принцип — партия командует винтовкой; совершенно недопустимо, чтобы винтовка командовала партией»[653], — говорил Мао Цзэдун. Исторически армия неизменно рассматривалась как дублер и страховка гражданской власти. «С момента основания в НОАК царит двоеначалие — армия напоминает человека с двумя головами, которые следят друг за другом, — пишет Ричард Макгрегор. — Каждую командную должность занимают два офицера в одинаковом чине: один считается командиром, другой — его политкомиссаром. Не так-то просто понять, где проходят границы их полномочий, кто кому подчиняется, и в каких случаях… Политкомиссары были переняты из советской Красной армии, хотя в Китае они с имперским душком. Китайские императоры посылали своих эмиссаров на фронт, чтобы те приглядывали за военачальниками»[654].