Ване говорить о крови не хотелось. Он спросил:

— А почему — «Гваделупа»?

— Колумб открыл ее в конце пятнадцатого века. И назвал Санта — Мария Гваделупская Эстремадурская. В честь испанского монастыря. А потом название укоротили…

— Ну а что такое именно «Гваделупа»?

— Я не знаю. В романских языках весьма слаб… Постараюсь выяснить…

— А почему посреди Бас — Тера такое белое пятно? Будто лагуна… И надпись длиннющая…

— Не лагуна это, о пытливый отрок, — возвестил профессор Евграфов голосом старика Хоттабыча, — а покрытая непроходимыми лесами горная область. В ту пору совершенно неисследованная. Да и сейчас не очень… Вроде как «Затерянный мир» Конан Дойла…

— Почему Конан Дойла? Жюля Верна!

— О, дремучесть нынешнего юношества! Стыдись!.. Смешать двух таких писателей!

— Ой, да! Я перепутал… Но у Жюля Верна тоже есть про такое, похожее…

— А надпись… Мы с Ремкой пытались перевести когда — то, и получилось примерно такое: «Ядро острова, или Недоступные горы, покрытые деревом»…

— Туда уходили повстанцы, которые воевали с французами, Никель рассказывал… А почему нет форта Дельгре? И вулкана Матубы? Это ведь рядом с городом Бас — Тер!

— Ну, мало ли чего здесь нет. Это же генеральная карта, то есть общая. Она не морская, а из какого — то исторического атласа. Наверняка там были и более подробные карты, отдельных мест…

— А если не морская, как оказалась на бриге «Артемида»?

— Н — ну… а что мы знаем об этом бриге? Был ли он? И тем более — что знаем о людях и событиях? Вы с друзьями начали сочинять историю в духе Жюля Верна, только ведь фактов — то кот наплакал…

— Граф! Вы с Ремкой… с Ремом… тоже сочиняли историю!

— Ну да, я не спорю… Фантазировать не грешно. Мы уже тогда понимали — карта не морская, и решили, что она попала в плавание с каким — нибудь ученым…

— С каким? — напряженно сказал Ваня.

— Ну… ты не хуже меня знаешь из Жюля Верна, что на парусниках часто оказывались всякие ученые чудаки. Паганель, кузен Бенедикт, доктор Клоубонни… Вот Ремке и пришло в голову, что на «Артемиде» мог отправиться в экспедицию такой доктор. Может, думал побывать на Гваделупе и прихватил карту. На всякий случай…

— Доктор Повилика… — вполголоса сказал Ваня.

— Что?.. Кто?

— Доктор Повилика… Такой вот ученый… Если придумывать, то почему бы и не так? — Ваня смотрел с вызовом. Он готов был отстаивать идею, которая вырастала стройно и убедительно.

— Да, но почему Повилика?

— А кто, по — твоему, написал в глобусе эту фамилию?

— Но как? Засунул карандаш в дырку у подставки?!

— Загнал в глобус нанороботов, — улыбнулся Ваня. — Да нет же, конечно! Наверно, глобус раскрывался на две половинки, ты просто этого не разглядел. Надо спросить у Ларисы Олеговны…

— Лариса — а! — заголосил Константин Матвеевич. Но профессорский зов угас в недрах необъятной квартиры: кухня была в дальнем конце изогнутого коридора. Пришлось идти туда самим.

Лариса Олеговна колдовала над осколками, включив настольную лампу, хотя за окнами не гасло солнце. Она сказала, что да, глобус, безусловно, раскладывался на два полушария. Отвинчивалась головка на макушке, вынимался стержень с подставкой, и…

— Но похоже, что его не раскрывали очень долго. Вот, кусочек одной половинки присох к выступу другой, я еле его отсоединила… Это как фаянсовый абажур у нас в конторе, он однажды грохнулся на пол, и наш заведующий начал подбирать кусочки, а Софья Андреевна…

— Ларочка, мы тебе очень благодарны, — заспешил Граф. — Не будем мешать, у тебя еще много работы. А мы пойдем дальше копаться в карте…

И они продолжили «копанье».

Дед вытащил через «Гугл» на монитор современные карты острова, где были и форт, и Матуба, а над ними — высочайший вулкан Гваделупы — Суфриер. На снимках было видно, что он дымит и в наши дни. Стали сравнивать старину с нынешними днями… Сейчас Гваделупа представлял собой не очень знаменитый, но благоустроенный курорт — с пляжами, яхтами, прогулками к вершине вулкана и в лесные джунгли, с посещением разрушенного форта и музеев… Понятно, что нигде в музеях не найдется упоминания, как однажды смелый русский бриг прошел по проливу Ривьер — Сале перешеек между Бас — Тером и Гранд — Тером… Но Ваня твердо верил, что это было. И Граф, видимо, верил тоже.

Граф сомневался в другом:

— Но с чего ты взял, что глобус, как и карта, был на судне? У этого… твоего предка?

— Я не говорю, что он предок! Может, однофамилец! Но глобус там точно был!

— Докажи! — профессор Евграфов, кажется, впал в полемический азарт, как в споре с коллегами об искусственном интеллекте.

— А вот смотри! Был на бриге Гриша Булатов. Потом появился у него друг, с Гваделупы. Везти на паруснике двух мальчишек в какие — то дальние края капитан не решился. Одного еще туда — сюда, потому что родственник, а тут целый детский сад… Да и война не стихала. Вот капитан и решил отправить их в Россию. А в спутники дал доктора Повилику…

— Гм…

— Ну и что же, что «гм»?! А разве так не могло быть?.. И когда расставались, уже в России, Грише доктор подарил карту, а второму мальчику, который с острова, тоже надо было что — то подарить, верно ведь? Вот он и отдал глобус…

— Непонятно, однако, — сказал дед, — с чего вдруг таинственный доктор Повилика решил оставить свою подпись внутри глобуса…

— Может, на память тому мальчику. Когда вздумал сделать подарок…

— Но тогда логично было бы ожидать, что он распишется и на карте. На память Грише Булатову… А расписался на ней сам Гриша…

— Ну, Граф… — умудренно вздохнул Ваня. — Что мы можем знать, как они рассуждали тогда? Доктор и те ребята… Вдруг доктор подумал: на бумаге буквы сотрутся, а внутри шарика останутся на много лет… Может быть, он и не для того мальчика писал…

— А для кого?

— Ну, вообще. Может быть, для нас… — И прошел по Ване этакий холодок. Будто морской ветерок из девятнадцатого века…

Профессор Евграфов кивнул:

— Ну да… Чтобы мы сейчас ломали головы… Ну а что, по — твоему, дальше случилось с глобусом? Почему он сразу не оказался у Гриши? Ведь малыш — то… его очень рано не стало в живых…

— А может, «стало», — сказал Ваня.

— То есть?..

— Ремкина тетушка могла и ошибиться! С чего она взяла, что Гришин друг умер? Это же были просто слухи!

— Но, кроме слухов, у нас ничего и нет. Никаких фактов.

— А вот и есть, — с пружинистым торжеством заявил Ваня. — Слушай…

4

Он помнил о сегодняшнем главном открытии все время, но ждал самой подходящей минуты, чтобы выложить его. И эта минута пришла.