— А «Чио-Чио-сан» у вас есть? — спросил Р.

— Два варьянта! — Он сделал цезуру и сказал: — Переписываюсь с Иосико, вы, конечно, ее помните. Она замужем, у нее двое детей… Чудные дети… Кстати, Володя, недавно я опять читал о Блоке. Отчего он все-таки умер?.. Легкие?.. Нет… Сердце?.. Сорок один год, вы подумайте!.. Существует подозрение насчет нехорошей болезни…

— Семен Ефимович, вы знаете хорошие?..

— Хороших, конечно, не бывает, но все-таки… С женой он нежил, но были же другие женщины. Так отчего он умер, как вы считаете?..

— По-моему, он умер от ужаса, — сказал Р. — Понял, с кем был… И на что тратил последние силы…

— Вы думаете, театр тоже виноват?.. Нет?.. Володя, вы рассуждаете с общих позиций, а я имею в виду медицинский аспект.

Он не знал, что предстоит ему самому. И хорошо, что не знал.

Услышав, что Блок при смерти, Ахматова примчалась из Царского Села и вечером была на Пряжке. Ни увидеть, ни проститься, но ей передали, что перед кончиной, в бреду, он сказал про нее: «Хорошо, что она не уехала».

Реплику сообщила Мария Сакович, доктор Больдрамте, хорошо знакомая Ахматовой. Все последние дни Сакович не отходила от постели Блока…

На другой день Анна снова была там и в день похорон с толпой провожающих прошла весь путь.

Белый на панихиде 8 августа «узнал лишь Ахматову (в черном трауре, в креповой, густой вуали)» и предположил, что «она очень огорчена».

Никто и догадаться не мог, что она чувствовала на самом деле…

Блок был неузнаваем. Собираясь делать посмертный портрет, Анненков долго не мог приступить, потом записал: «Перемена была чрезвычайна. Курчавый ореол волос развился и тонкими струйками прилип к голове, ко лбу. Всегда выбритое лицо было завуалировано десятидневной бородой и усами. Перед положением в гроб Блока побрили…»

Отношения Александра Александровича с церковью были непростые: он служил у большевиков, а эти начали шлепать священников с восемнадцатого года. Митрополит Вениамин с близким окружением был расстрелян в том же, 21-м, и, хотя в Александро-Невской лавре есть его надгробие, владыки Вениамина там нет.

Верующие поминали убиенных как великомучеников, и Ахматова не могла этого забыть.

«Отпусти, Господи, рабу Твоему Александру аще согреших!..»

День похорон оказался тяжелый и душный. От Пряжки до Смоленского, где покоились предки матери, долго шли пешком, а Блока несли на руках, в открытом гробу. Через Николаевский мост. Через весь Васильевский…

На этом пути она узнала об аресте Гумилева.

Отпевали не в церкви Смоленской иконы Божией Матери, что внутри кладбища и напротив часовни Ксении Блаженной, а перед самым входом, в церкви святого Воскресения, которой теперь нет. У могилы речей не было.

«Прими, Господи, душу усопшего раба Твоего Александра, Владыко», — просила она вместе с молящимися.

Группа артистов положила на гроб пунцовую розу и белый крест.

Нина Флориановна Лежен сказывала Р., что розу и крест принесли наши, а Анна Андреевна назвала артистов театра Гайдебурова. Он носил имя Передвижного и, в отличие от Больдрамте, по мере сил сохранял независимость от большевиков.:.

После похорон Ахматова написала «А Смоленская нынче именинница…», словно не своею волей отпуская грехи и обеляя «Александра, лебедя чистого». Как будто Смоленская заступница поручила это именно ей…

Ахматовский отрывок «Пушкин и дети» артист Р. прочел в феврале, а план юбилейного вечера, где он был назначен чтецом «Поэмы без героя», Ахматова составила в марте того же, 65-го, стало быть, чтение отрывка не оттолкнуло. Сумел бы Р. прочесть в то время «Поэму без героя»?..

Автор почему-то сомневается, но ему вдвойне интересно, чем руководствовалась Анна Андреевна. Не модой же на Р. и его «Гамлета»… Чем тогда?..

Тем, что прибыл из Ташкента, «Константинополя для бедных», который стал «волшебной колыбелью» поэмы?.. Что-то здесь есть, но этого мало…

Оттого, что думала о новой форме поэмы, приближающей ее к драме?

Оттого, что Р. не чтец, а актер, и карнавальная многоликость «Поэмы» требовала многоголосья, как в «Гамлете», которого он играл в одиночку?..

Или потому, что не только актер имеет отношение к стихам, а за всеми голосами должен звучать единый авторский голос?..

Или просто оттого, что заболела дорогая ей Нина Антоновна Ольшевская и поневоле понадобилась замена?..

Но ведь подумала о нем, подумала!..

Спасибо вам, Анна Андреевна!.. Ни за одну роль никому не кланялся, а за эту, несыгранную, низкий поклон…

— Вы верите, что «Гамлета» написал актер?.. Вы всерьез думаете, что актер мог все это написать? — она искренне недоумевала.

Артист Р., в свою очередь, пожимал плечами, уверенный в обратном. Актер Мольер тоже недурно писал, и это не требовало доказательств. Втайне Р. болел за честь мундира и, не показывая Ахматовой, писал стихотворный цикл «Театр „Глобус“». В его стихах, как «пузыри земли», булькали аллюзии, связанные с родным БДТ и бесстыдным временем, а Шекспир был артистом до мозга костей.

Так же, как у Юрия Домбровского в повести «Смуглая леди сонетов». Домбровский в своих письмах к Р. стихи о Шекспире хвалил и агитировал добавить к циклу балладу о черте в Стратфорде, для чего присылал роскошные выписки из старинной книги В. Фулька. Книга называлась:

— Вы обращали внимание на то, что все подписи на документах разные? — спрашивала Анна Андреевна. — Как это могло быть? Образованный человек, знавший все на свете, не знал, как пишется собственное имя — Шакспер или Шекспир?.. На показаниях суду так, а в свидетельстве о покупке дома — иначе?.. А завещание вы читали?.. Он оставляет жене «вторую по качеству кровать», да еще с «принадлежащей к ней утварью»!.. Нет, вы только подумайте!..

Ахматову покидала обычная невозмутимость, она вставала из-за стола, делала два-три шага, повторяя возмутительное распоряжение о кровати, и смотрела на Р. так, как будто это он так ужасно обошелся с женой. Чего же еще можно ждать от артиста?..

Остановимся, господа. Для полной ясности автор вынужден рискнуть доверием публики и заявить читателю, не заставшему наших времен, что Р. был неплохим артистом. Не то что какой-то задвинутый Шекспир, который и играл-то всего лишь тень отца Гамлета. Наш Р. играл не только самого принца датского, но и всех остальных, включая Офелию и Гертруду (не путать с Героями Социалистического Труда, которых называли тем же именем).