В Шанхай Даниэль прибыл через год после начала путешествия: первого февраля 1918 года. За день до этого китайское правительство выпустило постановление о принудительной депортации немцев. Местом ссылки назначили австралийские пустыни.

Ватикан и король Испании просили воздержаться от депортации во имя человеколюбия: старики, женщины и дети могли не перенести длительного путешествия. Но Франция и Великобритания настаивали: если Китай не вышлет врагов и – главное! – не отберет у них собственность, то Пекин вряд ли сможет рассчитывать на долю в пироге по окончании мировой войны.

Чтобы спасти фирму от конфискации, Шваб поспешно переписал все бумаги на имя Даниэля. Справка капитана о том, что господин Бернар является чехом, избавила его от высылки.

Депортация то и дело откладывалась – все свободные пароходы использовались для перевозки американских солдат во Францию. В декабре в Пекине получили депешу из британского МИД: крайне важно выслать немцев до того, как будет подписан мирный договор. Война в Европе закончилась, но это никого не волновало. Немцы были соблазнительно богаты: их новые, отлично устроенные грузовые пароходы, станки и машины подрывали экономическое влияние конкурентов в Китае. Раньше с этим ничего нельзя было поделать, в 1918 году настал час расплаты.

Здания, фирмы, суда – все было разделено между победителями. Даже знаменитая Немецкая аптека на Нанкин-роуд и та перешла американцам.

Когда выяснилось, что после подписания Версальского договора Китай не получил ничего, Даниэль хохотал как безумный. Бюрократы так старались, мучили неповинных людей ради будущей прибыли – и все напрасно.

Даниэль помогал разоренным соотечественникам: кому выправлял фальшивые документы, кому давал деньги на билет в Европу. Он надел на себя маску. Стал своим среди грабителей и убийц.

Вечная тоска по аристократизму снедала буржуа с потными ладошками, и Даниэля приняли как любимца публики – чтобы восхищаться, подражать и ставить в пример бездельникам-сыновьям. Людям всегда нужны кумиры, особенно те из них, кто умеет сочетать изящество наездника, эксцентричность богатого чудака и деловую хватку бизнесмена.

Как человек умный, Даниэль понимал, что ненависть к врагам – это верный путь к саморазрушению. Как человек злопамятный, он все же ненавидел их. На балах в честь дня рождения Георга V или взятия Бастилии он смотрел на расфранченных «коллег» и «друзей»: этот голосовал за высылку немцев на заседании Муниципального совета, этот уворовал половину денег, выделенных на питание депортируемых, этот наложил лапу на счета Немецкого банка…

Иногда его просили рассказать, как он, чех, «страдал под австрийским игом». Даниэль говорил скупо и неохотно, и общество сделало вывод, что в юности мистер Бернар натерпелся от угнетателей.

Если маску носить годами, она врастает в кожу. Даниэль говорил не то, что думал, и делал не то, что говорил.

Первой отчаянной попыткой выйти из этого заколдованного круга была женитьба на Эдне.

Второй – инстинктивное сближение с Ниной Купиной.

Третьей – любовь к Аде Маршалл.

Разоренная войной и репарациями Германия нуждалась в союзниках. Таким союзником стал недавний враг – Советская Россия. У русских после войны остались две-три сотни устаревших аэропланов, около шестидесяти разбитых танков и сотня бронеавтомобилей: с таким арсеналом не повоюешь против империалистов. А у немцев были патенты, технологии и инженеры.

На советской территории один за другим открывались засекреченные военные заводы с немецкими специалистами во главе. Оружие продавалось по всему миру: Даниэль наладил его поставки в Китай.

Бесценную помощь ему оказал Лемуан: это был человек редкостного таланта – он понимал внутреннюю природу техники и людей. Кроме того, он обладал удивительной храбростью и живучестью – качествами, которые всегда восхищали Даниэля.

Поль Мари и он были настолько разными людьми, насколько это вообще возможно, но тем не менее они стали друзьями. Их роднило то, что оба были отщепенцами без прошлого.

Когда в Кантоне партия Гоминьдан приступила к созданию Народной революционной армии, Даниэль с Лемуаном поняли, что настало время перемен: грядет большая война. Большевики щедро финансировали закупки немецкого оружия, но при условии, что китайским милитаристам, против которых затевался Северный поход, ничего не достанется.

Руководство заводов Круппа согласилось и потребовало от Даниэля, чтобы он по возможности помогал коммунистам: не потому, что оно разделяло идеологию Советов, а потому, что у них был общий враг – победители.

С помощью Лемуана Даниэль скупал на черном рынке старое оружие и передавал его подпольщикам. По иронии судьбы большая его часть шла с кораблей белогвардейцев. Советский консул попросил Даниэля решить проблему с «Монгугаем». Организованные белые отряды были как бельмо в глазу у большевиков – их надо было уничтожить любым способом: создать невыносимые условия, не дать договориться с иностранными властями, а лучше всего – отправить назад в Россию.

Даниэль сделал все что мог. Хью Уайер нередко просил его помочь с устройством финансовых дел в Европе: старик мог испепелять взглядом своих дуболомов-полицейских, но в налогах и банковских процентах он был не силен. В качестве ответной любезности он делал так, чтобы полиция не замечала ни Лемуана, ни Соколова, ни других полезных людей. Если требовалось, Хью отправлял в отпуск излишне ретивых детективов или вовсе смещал их с должности.

Капитан Уайер приводил Даниэля в изумление: столько пылкости на политических собраниях – «Вышвырнем коммунистов из Китая!», «Мы должны размозжить голову красной гидре!», – а как доходило до личного интереса, у Хью возникали провалы в памяти. Он считал, что от него не зависит ход истории: большого зла не будет, если он чуть-чуть поможет революционерам, наркоторговцам или контрабандистам. Хью полагал, что он не несет ответственности ни за что.

Даниэль устал от людей, которые не заслуживали ничего, кроме презрения. Все, что его окружало, было переполнено фальшью: фальшивые друзья, фальшивые убеждения, фальшивая любовь, успех, сила. Фальшивый смысл.

Иногда ему казалось, что единственное бескорыстное существо рядом с ним – это печальный бассет Муха.

– Доктор Сунь Ятсен помер, и вместо него теперь генерал Чан Кайши, – говорил Даниэлю Лемуан. – Давай все бросим и поедем к нему на службу. Он примет нас с распростертыми объятиями.

Даниэль сомневался. Его останавливала не столько перспектива погибнуть на туземной войне, сколько привычки денди и страх потерять финансовую свободу.

– Поехали! – настаивал Лемуан. – Здесь нас ничто не держит, а там мы еще покуролесим на прощание. Будем совершать подвиги – разве ты не об этом мечтал всю жизнь?

Поль Мари не интересовался ни идеологией, ни справедливостью. Он любил азарт, опасность, первобытную игру, в которой мужчина в состоянии быть мужчиной.

Он заражал Даниэля своим безрассудством.