в "совесть" и моральные суждения, так что направлена и против себя, и против других. Если невротик использует некоторую часть агрессии "зубным" образом, т. е. в виде биологической агрессии зубов, он, соответственно, уменьшит свое нападение на себя и на других в другой форме, и, что самое главное, он научится видеть в агрессии здоровую функцию, предотвращающую интроецирование. Он научится отвергать то, что неперевариваемо для его физической и психологической системы, и откусывать, и жевать, то, что потенциально переваримо и питательно, если правильно жевать и ассимилировать. А в отношении интроектов, которые он уже имеет, — он научится извлекать их на поверхность и избавляться от них или, по крайней мере, хорошо прожевывать в качестве подготовки к действительному усвоению.

Английское слово "disgust" состоит из приставки "dis", что означает "без", и латинского "gustus", что означает "вкус". Это соответствует тому, что мы переживаем, испытывая отвращение. При отвращении мы чувствуем тошноту, которая сопровождается обращенной перистальтикой в пищеводе. Это измененное направление сокращений желудка и пищевода направлено, разумеется, на то, чтобы изрыгнуть проглоченное, сделав таким образом возможным выбрасывание или дальнейшее пережевывание (как у жвачных, вроде коровы) неперевариваемой или недостаточно пережеванной пищи.

Тот же процесс происходит в организме, когда в среде появляются объекты или ситуации, которые, может быть, не принимаются за физическую пищу, но воспринимаются как "перцептивная пища". Нас тошнит даже при виде мертвой и разлагающейся лошади. Может быть, у вас что-то подступает к горлу, даже когда вы просто читаете эти слова, и уж, конечно, вам станет нехорошо, если мы с вами начнем описывать возможность принять такую разлагающуюся конину в качестве пищи. Иными словами, организм реагирует на определенные объекты и ситуации — это трудно переоценить! — так, будто они принимаются в пищевод.

Наш язык полон выражений, отображающих психосоматическую тождественность отвращения, порождаемого физической пищей и тем, что неперевариваемо лишь в психологическом смысле. Вспомните, например "мне дурно от этого", "меня тошнит при одной мысли, что…", "это выглядело тошнотворно…" и пр. Нетрудно вспомнить ряд других вербализаций по поводу тошноты, указывающих на этот вездесущий индикатор неперевариваемости.

Отвращение — это желание поднять пищу вверх из желудка, изрыгнуть ее, отвергнуть материал, который неприемлем для организма. Человек проглатывает нечто неудобоваримое только посредством притупления или недоверия к здоровым естественным средствам организма, позволяющим осуществлять различие — нюху, вкусу и пр. В таких случаях важно, что, по крайней мере впоследствии, человек чувствует отвращение и может "отправить это обратно". Поскольку интроекты проглатываются подобным же образом, их устранение из вашей системы требует восстановления чувства отвращения.

Невротики много говорят о том, что их отвергают. Это, по большей части, проецирование на других их собственного отвержения (как — мы рассмотрим подробнее в следующем эксперименте). Они отказываются чувствовать свое латентное отвращение к тому, что они включают в собственную личность. Если бы они почувствовали его, им пришлось бы изрыгнуть, отказаться от многих своих "любимых" отождествлений, — которые были неприятны на вкус и ненавистны, когда проглатывались. Или им следовало бы пройти трудоемкий процесс выявления их, проработки и ассимиляции.

Насильственное кормление, насильственное образование, насильственная мораль, насильственные отождествления с родителями и братьями или сестрами, — все это оставляет буквально тысячи неассимилированных обрывков того и сего, вклинивающихся в психосоматический организм в качестве интроектов. Они не переварены, и в своем качестве интроектов и неперевариваемы. А люди, давно привыкшие смиряться с тем, как "обстоят вещи", продолжают затыкать носы, десенситизировать вкус и проглатывать все больше.

В психоаналитической практике пациент может лечь и выбросить вербально весь непереваренный материал, накопленный после предыдущего сеанса. Это дает облегчение, будучи психологическим эквивалентом рвоты. Но терапевтический эффект как таковой равен нулю, потому что пациент будет продолжать интроецировать дальше. В момент принятия в себя он не чувствует отвращения к тому, что позже будет изрыгать. Если бы он чувствовал отвращение сразу, он бы тогда же и отверг это, не оставляя для психоаналитического часа. Он не научился жевать и прорабатывать то, что питательно и необходимо. Он также "выпьет" то, что скажет ему аналитик, — как нечто новое, с чем он может отождествиться, без обдумывания и ассимиляции. Он ждет, что терапевт проделает за него работу интерпретации, а он позже изрыгнет эти интерпретации своим скучающим друзьям. Иными словами, "интеллектуально" принимая интерпретации — без конфликта, страдания и отвращения — он просто надевает на себя новую цепь, дальнейшее усложнение его представления о самом себе.

Ортодоксальный психоанализ ошибается, не считая все интроекты "незаконченными делами", которые должны быть проработаны и ассимилированы. Вследствие этого он принимает за нормальное многое в жизни пациента, что не является его собственным и спонтанным. Если, не ограничивая себя проработкой снов и наиболее очевидных симптомов, аналитик с вниманием отнесется ко всем аспектам поведения, он увидит, что интроецированное "я" — это не здоровое "я". Последнее полностью динамично, целиком состоит из функций и подвижных границ между тем, что принимается, и тем, что отвергается.

Если смотреть на интроект как на "незаконченное дело", его генезис нетрудно проследить до ситуации прерванного возбуждения. Каждый интроект — это осадок конфликта, в котором человек сдался прежде, чем конфликт был разрешен. Одна из сторон конфликта (конфликт обычно: импульс действовать определенным образом или оставить поле битвы) замещается, — чтобы создать некоторого рода интеграцию (правда, ложную и неорганичную), — соответствующее желание принуждающего авторитета. Самость захвачена. Сдаваясь, она довольствуется вторичной интеграцией — чтобы выжить, будучи разбитой, — отождествляя себя с завоевателем и обращаясь против себя. Она принимает на себя роль принуждающего, завоевывая себя, ретрофлектируя враждебность, прежде направленную вовне, на принуждающего. Такова ситуация, которую обычно называют "самоконтролем". Будучи уже разбитой, жертва побуждаема победившим принудителем к продлению поражения обманчивым представлением, что это она, жертва, и есть победитель!

Хотя это, очевидно, неприятно, но кет иного пути к обнаружению того, что в тебе не есть часть тебя, кроме как восстановление отвращения и сопровождающего его импульса отвержения Если вы хотите освободиться от этих чуждых вкраплений, интроектов в вашей личности, вы должны, в дополнение к жевателънощ эксперименту интенсифицировать сознавание вкуса, находить места, где вкус отсутствует и восстанавливать его. Сознавайте изменение вкуса во время жевания, различия в структуре, консистенции, температуре пищи. Делая это, вы наверняка возродите отвращение. Тогда, как и с любым другим болезненным опытом, который является вашим собственным, вы должны принять и это, сознавать это. Когда, наконец, появляется импульс рвоты, — последуйте ему. Это кажется вам ужасным и болезненным только из-за ваших сопротивлений. Маленький ребенок делает это с легкостью, оргастическим потоком; сразу же после этого он снова счастлив, освободившись от чуждой материи, беспокоившей его.

"Фиксация" составляет второй