* * *

Очевидно, что убедить израильтян и палестинцев вернуться за стол переговоров не могло быть легкой задачей. Не было большой тайной то, что окончательное мирное соглашение должно было состоять из компромиссов. Задача состояла в мобилизации политической воли обеих сторон для того, чтобы они сделали выбор и пошли на необходимые жертвы ради этих компромиссов, конечной целью которых являлось заключение мирного соглашения. Наши дипломатические усилия должны были сосредоточиться на создании доверительных взаимоотношений обеих сторон, помогая обоим лидерам выкроить политическое пространство для маневра и убеждая их в том, что статус-кво неприемлем для всех.

Я была убеждена в том, что это правда. Десятилетия сопротивления, терроризма и восстаний не принесли палестинцам независимого государства, и рост масштабов подобной практики не позволял обеспечивать их законные требования. Переговоры представлялись единственным возможным путем к необходимой цели, а тактика выжидания означала продление контроля палестинских территорий со стороны Израиля и страданий обеих сторон.

В случае с израильской стороной все обстояло сложнее потому, что статус-кво был менее очевиден и изначально проблематичен. Экономика была на подъеме, повышенные меры безопасности резко уменьшили угрозу терроризма. В этой связи многие израильтяне считали, что их страна пыталась заключить мир, однако взамен не получила ничего, кроме горя и насилия. С их точки зрения, Израиль предложил Арафату и Аббасу вполне приемлемые условия, а палестинцы уклонились. В период нахождения у власти премьер-министра Ариэля Шарона Израиль в одностороннем порядке ушел из Сектора Газа (без заключения мирного соглашения), превратившегося затем в террористический анклав, из которого производили пуски ракет по южным районам Израиля. Когда Израиль вышел из Южного Ливана, «Хезболла» и другие военизированные группировки, пользующиеся иранской и сирийской поддержкой, стали использовать эту территорию в качестве плацдарма для нападения на северные районы Израиля. С учетом всего этого опыта, почему израильтяне должны были рассчитывать на то, что, уступив палестинцам дополнительные земли, можно было достичь реального мира?

Я с пониманием отнеслась к их опасениям перед реальными угрозами и к тому разочарованию, которое они испытывали. Но как человек, заботящийся о безопасности Израиля и его будущем, я надеялась на то, что есть веские демографические, технологические и идеологические тенденции, которые могут подтолкнуть их к очередной серьезной попытке мирных переговоров.

Из-за более высокого уровня рождаемости среди палестинцев и снижения рождаемости среди израильтян мы приближались к тому моменту, когда палестинцы станут составлять большинство совместного населения Израиля и палестинских территорий и большинство этих палестинцев будут считаться гражданами второго сорта, не имеющими права голоса на выборах. До тех пор, пока Израиль настаивал на своем праве управлять палестинскими территориями, ситуация становилась бы все сложнее, и в определенный момент времени стало бы невозможно сохранять его статус как демократического государства, так и еврейского. Рано или поздно израильтянам пришлось бы выбирать либо одно, либо другое — или позволить палестинцам иметь свое собственное государство.

В то же время ракеты, которые поступали в распоряжение «ХАМАС» в Секторе Газа и «Хезболлы» в Ливане, становились все более совершенными, способными достигать отдаленных от границы израильских поселений. В апреле 2010 года появились сообщения о том, что Сирия передала «Хезболле» в Ливане ракеты типа «Скад» дальнего действия, и теперь эта радикальная группировка могла организовывать атаки на все крупные города Израиля. Весной 2014 года Израиль перехватил судно с грузом сирийских ракет класса «земля — земля» М-302, предназначавшихся для палестинских боевиков в Секторе Газа. Эти ракеты обладали дальностью, достаточной для поражения любой точки на территории Израиля. Мы продолжили и дальше развивать систему ПВО Израиля[71], но лучшей системой противоракетной обороны был справедливый и прочный мир. И чем дольше затягивался конфликт, тем больше наращивался потенциал экстремистов, тем явственнее ослаблялись позиции умеренных сил на Ближнем Востоке.

Исходя из всех вышеперечисленных причин, я считала, что для обеспечения безопасности Израиля на долгосрочную перспективу необходимо было дать дипломатии еще один шанс. У меня не было иллюзий, что на данном этапе будет легче достичь соглашения, чем при предыдущих администрациях, но президент Обама был готов инвестировать свой личный политический капитал, а это было немало. Нетаньяху, у которого ранее был имидж «ястреба», имел достаточный авторитет у израильской общественности для того, чтобы заключить соглашение, аналогичное соглашению Никсона в Китае, при условии, что он был бы убежден, что это в интересах безопасности Израиля. Аббас уже был немолод, и невозможно было сказать, как долго он сможет продержаться у власти. Мы не могли быть полностью уверенными в том, что его преемник, кем бы он ни был, будет в такой же степени поддерживать идею мира. Со всем своим политическим багажом и личностными ограничениями, Аббас казался последней и лучшей надеждой в качестве палестинского партнера для поиска дипломатического решения. Кроме того, он был достаточно решителен, чтобы убедить палестинцев в необходимости такого шага. Несомненно, всегда существовала опасность «откатиться» обратно в трясину ближневосточных мирных переговоров. Бесконечные попытки и провалы дискредитировали переговорщиков, провоцировали экстремистов и приводили ко все более очевидному недоверию сторон друг к другу и их отчуждению. Однако невозможно достичь успеха без проб и ошибок. Поэтому я была полона решимости сделать это.

Первым шагом к энергичной организации мирного процесса было назначение в январе 2009 года Джорджа Митчелла на должность специального представителя США на Ближнем Востоке, чтобы он мог попытаться повторить успех, которого он добился заключением Белфастского соглашения в Северной Ирландии. Отличавшийся учтивостью бывший сенатор от штата Мэн был достаточно умен для того, чтобы понять различия между этими двумя конфликтами, но он ободрил нас упоминанием того факта, что проблема Северной Ирландии когда-то считалась столь же неразрешимой, как и проблема Ближнего Востока. Тем не менее она была урегулирована путем кропотливых переговоров.

— За 700 днями неудач последовал один, самый главный день, когда успех сопутствовал нам, — часто повторял он.

Следует упомянуть, что, когда Митчелл заявил аудитории в Иерусалиме, что потребовалось восемьсот лет конфликта, прежде чем в Северную Ирландию окончательно пришел мир, один пожилой джентльмен усмехнулся и сказал:

— Такая недолгая ссора! Неудивительно, что вам удалось все решить!

Президент Обама согласился со мной в том, что Митчелл обладал международным авторитетом, навыками ведения переговоров и терпеливым характером, чтобы взять на себя эту ответственную задачу. Я также обратилась с просьбой к Деннису Россу, который исполнял обязанности специального представителя США на Ближнем Востоке в 1990-х годах, вернуться в Государственный департамент для работы на иранском направлении и для решения региональных вопросов. Президент Обама был настолько впечатлен послужным списком Росса, что поинтересовался, скоро ли он перейдет работать в Белый дом, чтобы иметь возможность советоваться с ним, особенно в том, что касается мирных переговоров. Иногда отношения между Россом и Митчеллом были достаточно напряженными, учитывая то, что их обязанности дублировались, а ставки в вопросе заключения соглашения были очень высоки, но я в равной степени ценила их точки зрения. Я была счастлива иметь двух таких опытных внешнеполитических деятелей и стратегов в составе нашей команды.