Она секунду смотрела на него, а потом положила шприц на столик.

— Ладно. Скажешь, когда.

Он опустился на подушку, и Дженни снова вытерла ему лицо. Он закрыл глаза и несколько секунд лежал спокойно. А потом вдруг открыл их, и она впервые увидела в них ужас.

— Кажется, я задыхаюсь!

Дженни быстро взяла со столика тазик и подставила ему. В следующее мгновение он закашлялся, и его вырвало черной желчью. Она убрала тазик, вытерла ему губы и помогла лечь.

Он смотрел на нее глазами, полными слез, и пытался улыбнуться.

— Боже, — прошептал он горько, — вкус был как у мочи!

Она не ответила, и он устало закрыл глаза. Дженни видела, как он содрогается от приступов боли. Когда он снова открыл глаза, в них уже не было ужаса. Его сменили мудрость и покой. Он улыбнулся.

— Давай, Дженни, — прошептал он, глядя ей в глаза. — Сейчас!

Не отрывая от него взгляда, она взяла шприц. Закончив вливание, она сразу же взяла вторую дозу. Он улыбнулся, заметив это.

— Спасибо, Дженни, — прошептал он.

Она наклонилась и поцеловала бледный влажный лоб.

— Прощай, Чарли.

Он откинулся на подушки и закрыл глаза. Вскоре на покрывале возле него лежало шесть пустых ампул. Дженни сидела, держа руку на пульсе, который становился все слабее и слабее, пока не остановился совсем. Она секунду смотрела на него, а потом закрыла ему глаза и накрыла с головой простыней, после чего спрятала пустые ампулы в карман халата и устало пошла к телефону.

Дворецкий встретил ее в коридоре. В его руках был конверт.

— Мистер Стэндхерст велел передать это вам, мисс Дентон. Он дал мне его сегодня, когда вы еще не приступили к дежурству.

— Спасибо, Джадсон.

У себя в комнате она вскрыла конверт. В нем было пять тысячедолларовых купюр и маленькая записка:

«Дорогая Дженни!

Теперь ты, наверное, понимаешь, почему я хотел, чтобы ты ухаживала за мной. Чего я никогда не мог понять, так это фальшивого милосердия, которое продлевает муки приближающейся смерти.

В конверте твое выходное пособие. Можешь использовать его, как захочешь: отложить на черный день, если будешь и дальше тратить свою жизнь на неблагодарную заботу о других, или, если я в тебе не ошибся, можешь оплатить обучение в школе Аиды, которую я за неимением лучшего имени назову колледжем Стэндхерста, а потом — вести роскошную жизнь.

С благодарностью и любовью, твой Ч. Стэндхерст».

Она подошла к шкафу и достала чемодан. Через час она уже поднималась по ступенькам церкви, где поставила свечу и помолилась.

Поздно вечером пастор был приятно удивлен, обнаружив в ящике для пожертвований среди серебряных и медных монет банкноту в тысячу долларов.

* * *

Серебристый роллс-ройс был припаркован у старого особняка. Расплатившись с шофером такси, Дженни поднялась по ступенькам и, поставив чемодан, позвонила.

Дверь открыла служанка.

— Проходите, пожалуйста, мисс.

Аида сидела на диване. Перед ней стоял поднос с чаем и печеньем.

— Отнеси чемодан к остальным, Мэри.

Дженни обернулась и увидела, что служанка поставила ее чемодан возле двери рядом с еще несколькими. Она снова взглянула на Аиду. Возле нее на диване лежала газета с крупным заголовком: «СТЭНДХЕРСТ УМЕР!»

Аида встала и, ласково взяв Дженни за руку, сказала:

— Садись, милочка. Я ждала тебя. У нас хватит времени, чтобы выпить чаю перед поездом.

— Перед поездом?

— Конечно, дорогая. Мы едем в Чикаго. Это единственное место, где девушка может начать карьеру.

Морис Боннер вошел в голливудский ресторан с толстой папкой под мышкой. Метрдотель поклонился.

— Добрый день, мистер Боннер. Мистер Пирс уже ждет вас.

Он прошел в кабинет в задней части зала, и, увидев его, Дэн отложил газету.

— Привет, Морис.

Боннер сел напротив него.

— Привет, — он взглянул на газету, посвященную кино. — Видел, какую рекламу получила наша девочка?

Дэн кивнул.

— Это еще не все, — сказал Боннер. — Эл Петрочелли сказал мне, что в жизни не видел ничего подобного. Солдаты не давали сойти ей со сцены и чуть не сорвали с нее одежду, когда она шла к машине.

— Это лишний раз подтверждает мою правоту, — изрек Дэн. — Я думаю, что она превзошла даже Марлоу. — Он пристально посмотрел на Боннера. — Все еще ходишь к ней раз в неделю?

Боннер ухмыльнулся. В Голливуде секретов не существует.

— Нет. После премьеры «Грешницы» в Нью-Йорке Корд разорвал ее старый контракт и подписал новый.

— Не понимаю.

— Все просто, — сказал Боннер. — В то утро, когда она получила контракт, она одолжила у меня ручку, расписалась, а потом посмотрела на меня и сказала. «Теперь я ни с кем не обязана трахаться. Даже с тобой». Забрала свой экземпляр контракта и ушла.

Пирс рассмеялся.

— Я ей не верю. Шлюха есть шлюха. Она просто чего-то добивается.

— Точно. Джонаса Корда. Похоже, она собирается за него замуж.

— Так этому сукину сыну и надо, — огрызнулся Дэн. — Он все еще не знает о том, что она была шлюхой?

— Нет.

— Вот видишь. Какой бы ты ни был хитрый, всегда найдется кто-нибудь похитрее. А как он поживает?

— Не делает ничего, кроме денег, — ответил Боннер. — И все равно недоволен. Видите ли, он хотел стать летчиком, а медкомиссия его забраковала.

— Я слышал, Дэвиду скоро на медкомиссию.

— Со дня на день. Вот идиот! Мог получить отсрочку: женат, маленький ребенок. Но он даже просить не желает.

— Да, дураков кругом сколько угодно. А ведь это я помог им начать карьеру. Теперь у них есть все, а я по-прежнему бьюсь, чтобы заработать.

Этот разговор Боннер поддерживать не собирался. Он взял папку со сценарием с соседнего стула.

— Я прочел твой сценарий.

— Грандиозно, правда? — с энтузиазмом откликнулся Дэн.

— Неплохо, — сдержанно кивнул Боннер. — Впрочем, над ним еще нужно поработать.

— Над любым сценарием нужно работать, — улыбнулся Дэн. — Мне кажется, для такого фильма нужен сильный продюсер вроде тебя.

— Давай не будем болтать попусту, Дэн. Мы оба знаем, что этот сценарий хорош только в том случае, если в нем согласится играть одна девица. И мы оба знаем, кто именно.

— Дентон, — подхватил Пирс. — Я тоже так думаю. Потому и дал тебе прочитать его. Контракт у нее с твоей студией.