– Нет.

– Что вам говорил ваш племянник?

– Ничего.

– Кому еще вы рассказывали об Уильяме Бордене и других?

– Никому.

Может, до этого разговора, а может, позже – Сол точно не знал – боль растворилась в приятной дымке транквилизаторов.

– Вы знаете, как меня зовут?

– Чарлз Колбен, помощник по особым поручениям директора ФБР.

– Кто вам это сказал?

– Арон.

– Что еще вам рассказывал Арон?

Сол повторил весь разговор до малейших подробностей, которые мог припомнить.

– Кому еще известно о Вилли Бордене?

– Шерифу. Девушке.– И Сол рассказал о Джентри и Натали.

– Что вы еще знаете?

И он выложил все, что ему было известно.

Туман и видения наступали и отступали. Зачастую, когда Сол открывал глаза, он видел перед собой все ту же стальную камеру. Койка была прочно прикреплена к стене, уборная крохотная и без ручки спуска – вода сливалась автоматически через нерегулярные отрезки времени. Пища на стальных подносах появлялась, пока Сол спал. Он перебирался на металлическую скамью, съедал все принесенное и оставлял поднос. Когда он снова засыпал, поднос исчезал. Время от времени металлическая дверь открывалась и в камеру входили санитары в белой униформе. Они делали уколы или вели его по голым коридорам в маленькое помещение с зеркалами на стене. Его ставили лицом к зеркалу, и Колбен или еще один тип в сером костюме задавали ему бесконечные вопросы. Если он отказывался отвечать, ему снова делали укол, и тогда у него возникало острое желание подружиться с этими людьми и рассказать им все, что они от него хотят. Несколько раз он ощущал, как кто-то – Колбен? – проскальзывал в его сознание, и тогда у него всплывали воспоминания сорокалетней давности о подобном насилии. Но такое случалось редко. Уколы же делали постоянно.

Сол перемещался во времени взад и вперед: то он окликал свою сестру Стефу на ферме дяди Мойши, то пытался догнать отца в гетто в Лодзи, то засыпал гашеной известью трупы во рву, то пил лимонад и беседовал с Джентри и Натали или играл с десятилетними племянниками Ароном и Исааком на ферме Давида и Ребекки возле Тель-Авива.

Понемногу вызванная наркотиками дискретность сознания уменьшалась. Разрозненные временные отрезки увязывались воедино. Свернувшись на голом матрасе,– одеяла не было, а из-за стальной решетки немилосердно дуло,– Сол размышлял о себе и своей лжи. Оказывается, он лгал себе многие годы. Поиски оберста были ложью, оправдывавшей его бездействие. Его деятельность психиатра тоже была ложью, способом отодвинуть свои страхи на безопасное академическое расстояние. Его служба в качестве санитара во время трех израильских войн также представляла собою самообман, позволявший избегать конкретных действий.

Пребывая в сером мареве между наркотической нирваной и болезненной действительностью, Сол угадывал в истинном свете свою многолетнюю ложь. Он оправдывал себя вымышленными причинами, когда в Чарлстоне рассказывал шерифу и Натали о Нине и Вилли. Втайне он надеялся, что это подвигнет их к какому-либо действию. С себя же он груз ответственности за необходимость отомстить снимал и перекладывал на плечи других. Он обратился к Арону с просьбой найти Френсиса Харрингтона не потому, что был слишком занят, а потому, что подсознательно желал, чтобы все за него сделали Арон и Моссад. Теперь он понимал, зачем двадцать лет назад рассказал Ребекке об оберсте: не признаваясь себе в этом, он тайно надеялся, что она сообщит Давиду, а Давид в своей энергичной американо-израильской манере займется этим…

Сол содрогнулся, подтянул колени к груди и замер, обозревая вереницу лжи, которая прошла через всю его жизнь. За исключением редких минут, как, например, в Челмно, когда он скорее готов был убить, чем оказаться в числе уведенных в ночь, вся его жизнь являлась гимном бездействию и компромиссу. И казалось, власть имущие ощущали это. Теперь он понимал, что его назначение на работу в ров в Челмно и на сортировочный узел в Собибуре было не просто случайностью или удачей: те негодяи, что распоряжались его жизнью, каким-то образом чувствовали, что Сол Ласки по натуре прирожденный капо, союзник, человек, которого можно спокойно использовать. Он не мог взбунтоваться, броситься на колючую проволоку, отдать свою жизнь за других даже для спасения хотя бы собственного достоинства. Его бегство из Собибура и за пределы охотничьих угодий оберста было не закономерным, а чисто случайным – он просто поддался течению не зависевших от него событий.

Сол выкатился из кровати и замер, покачиваясь, посреди своей крохотной стальной камеры. На нем был надет серый комбинезон, очки отобрали, поэтому металлическая стена, находившаяся в нескольких футах, расплывалась и казалась нематериальной. Левая рука Сола была на перевязи, но сейчас он вынул ее, и она свободно свисала вдоль тела. Он осторожно пошевелил пальцами, и его плечо и шею пронзила острая боль, отрезвляющая сознание. Он еще раз пошевелил рукой. И еще раз. Затем, спотыкаясь, добрел до стальной скамейки и тяжело рухнул на нее.

Джентри, Натали, Арон и его семья – над всеми ними теперь нависла ужасная опасность. Но со стороны кого?

Он почувствовал сильное головокружение и, склонив голову, застонал. Почему он оказался настолько глуп, что приписал эти страшные способности лишь оберсту и тем пожилым женщинам? И сколько еще было таких, кто разделял с Борденом его пристрастия и таланты? Из груди Сола вырвался хриплый смех. Он посвятил в свою историю Джентри, Натали и Арона, не имея ни малейшего представления, как бороться даже с одним оберстом! Он не предполагал, что все они – его друзья, его близкие, могут попасть в какую-либо ловушку. Вилли Борден ни о чем не догадывается, а непричастность этих людей служила как бы гарантией их безопасности. Но что же он надеялся сделать дальше? На что рассчитывал? На выстрел из моссадовской «беретты» двадцать второго калибра?

Сол прислонился к холодной металлической стене. Скольких же людей он погубил из-за собственной трусости и бездействия? Стефу. Джозефа. Своих родителей. А теперь, почти наверняка, шерифа и Натали. Френсиса Харрингтона. Сол снова застонал, вспомнив утробное «Auf Wiedersehn» в кабинете Траска и последовавший затем взрыв. За мгновение до этого оберст каким-то образом дал возможность Солу взглянуть на происходящее глазами Френсиса, и Сол уловил загнанное в угол перепуганное сознание Харрингтона, оказавшегося пленником в своем собственном теле и безвольно ожидающего неизбежного конца. Сол посылал его в Калифорнию. С ним были его друзья Селби Уайт и Деннис Леланд. Значит, еще две жертвы на алтаре трусости Сола Ласки…

Он не понимал, почему они вдруг решили сделать перерыв, перестав колоть ему наркотики. Возможно, он, доктор Ласки, больше не нужен им, и в следующий раз, когда за ним придут, его отведут на казнь. Но ему уже было все равно. Он чувствовал, что его словно электрическим током пронзает ярость. Перед тем как неизбежная, давно ожидаемая пуля разнесет ему голову, он должен совершить поступок. Он нанесет кому-нибудь ответный удар. В это мгновение Сол Ласки с радостью отдал бы свою жизнь, только чтобы предупредить Арона, Джентри и Натали, но с еще большей готовностью он отдал бы их жизни, чтобы отомстить оберсту или любому из этих надменных негодяев, управлявших миром и посмеивавшихся над страданиями людей, которых они использовали как пешек.