– Все зависит от того, какой след оставили эти отношения. Я целовала мужчину, потому что он красив, или ярко светила луна, или просто на меня накатилась сентиментальность и я расчувствовалась. Вот и все – не больше. Такие поцелуи не оставляют следа. А вот ты – другое дело, тебя воспоминания тревожат и не дают покоя.

– Неужели никого прежде не целовала, как меня?

– Нет, – просто ответила Глория. – Я же говорю, многие мужчины пытались… да мало ли что они пытались. Любая хорошенькая девушка проходит через это… Видишь ли, мне безразлично, сколько женщин у тебя было в прошлом, если отношения ограничивались простым удовлетворением физических потребностей. Но, пожалуй, я бы не вынесла мысли, что ты долгое время жил с другой женщиной или даже хотел жениться на какой-то девушке. Это меняет дело. Будут вспоминаться все интимные подробности, которые приглушают чистоту и свежесть чувств, являющуюся в конечном итоге самой драгоценной составляющей любви.

Задыхаясь от восторга, Энтони привлек к себе жену и уложил рядом на подушку.

– Любимая, – прошептал он, – да разве я могу что-то помнить, кроме твоих чудесных поцелуев?

После этого признания послышался тихий, вкрадчивый голос Глории:

– Энтони, мне вдруг показалось, что кое-кто просто умирает от жажды.

Энтони коротко рассмеялся и со счастливой смущенной улыбкой выбрался из постели.

– И не забудь положить в воду маленький кусочек льда, – добавила Глория. – Как думаешь, могу я на это рассчитывать?

Глория всегда добавляла слово «маленький», когда просила об одолжении, так просьба звучала менее требовательно. Но Энтони снова рассмеялся. Размер и форма льда не имеют значения, ведь все равно придется спускаться за ним вниз на кухню… а по коридору вслед за ним несся голос Глории:

– И маленький крекер с капелькой джема…

– Черт возьми! – с восторгом выдохнул Энтони, не замечая грубости своих слов. – Она просто чудо, моя девочка! Этого у нее не отнять!

– Когда у нас появится малыш, – завела однажды разговор Глория – супруги уже решили, что произойдет это событие через три года, – я хочу, чтобы он был похож на тебя.

– Не считая ног, – хитро улыбнулся Энтони.

– Ну да, кроме ног. Ноги у него должны быть мои. Но все остальное – твое.

– И нос тоже?

Глория пребывала в нерешительности.

– Пожалуй, и нос тоже мой. Но глаза непременно как у тебя, а рот – мой. И овал лица – тоже. А еще с моими волосами он выглядел бы просто милашкой.

– Дорогая Глория, ты полностью завладела ребенком.

– Ну, я нечаянно! – весело прощебетала она извиняющимся тоном.

– По крайней мере пусть у него останется хотя бы моя шея, – настаивал Энтони, с серьезным видом разглядывая себя в зеркало. – Сама говорила, что тебе нравится моя шея, потому что не выступает кадык, а кроме того, твоя шея слишком короткая.

– Неправда! – возмущенно воскликнула Глория, поворачиваясь к зеркалу. – Безупречная шея, в жизни не видала красивее.

– Нет, слишком короткая, – поддразнивал Энтони.

– Короткая? – В голосе Глории слышалось изумление, смешанное с досадой. – Короткая? Да ты сошел с ума! – Она принялась вытягивать шею и снова втягивать в плечи, желая убедиться, что шея обладает змеиной гибкостью. – И ты называешь это короткой шеей?

– Самой короткой из всех, что довелось видеть.

Впервые за многие недели глаза Глории наполнились слезами, а во взгляде отразилась непритворная боль.

– Ах, Энтони…

– Господи, Глория! – В смущении он подбежал к жене и обнял. – Ради Бога, не плачь! Ведь я только пошутил, неужели не поняла? Посмотри на меня, Глория! Любимая, да более красивой и длинной шеи я не встречал за всю жизнь. Честно!

Слезы сменились вымученной улыбкой.

– Нельзя так шутить. Давай лучше поговорим о м-малыше.

Энтони, меряя комнату шагами, разглагольствовал, словно готовил речь для диспута:

– Короче, мы можем завести двоих детей. Двоих совершенно не похожих друг на друга разумных детей. Один ребенок будет сочетать в себе все наши лучшие качества. Твое тело, мои глаза, мой образ мышления, твой ум… а во втором ребенке воплотятся все наши худшие черты: мое тело, твой характер и моя нерешительность.

– Мне нравится этот второй ребенок, – призналась Глория.

– На самом деле, – продолжил Энтони, – мне бы хотелось иметь две тройни, с разницей в возрасте один год, а потом экспериментировать с этими шестерыми мальчишками.

– Бедная я, – вставила Глория.

– Я бы отправил их получать образование в разные страны, по различным системам, а когда им исполнится двадцать три года, собрал бы всех вместе и посмотрел, что получилось.

– И пусть у всех будет моя шея, – подвела черту Глория.

Конец главы

Машину наконец отремонтировали, и она, проявляя изощренную мстительность, снова превратилась в извечное яблоко раздора. Кто сядет за руль? С какой скоростью следует ездить Глории? Решение этих двух вопросов и сопутствующие встречные обвинения занимали целые дни. Они посещали населенные пункты вдоль Почтового тракта: Рай, Портчестер и Гринвич, навещая друзей. В основном это были подруги Глории, которые находились на разных стадиях материнства и по этой и многим другим причинам доводили Глорию до нервного расстройства. В течение часа после каждого визита она яростно кусала пальцы и имела тенденцию вымещать свой гнев на Энтони.

– Ненавижу женщин! – кричала она, пребывая в относительно спокойном расположении духа. – О чем, скажите на милость, с ними говорить? Разве что обычные женские сплетни? Я восторгалась дюжиной младенцев, которых просто хотелось задушить! И каждая из этих женщин либо начинает ревновать мужа и подозревать во всех грехах, если он хорош собой, либо уже испытывает раздражение, если он не красавец.

– Неужели ты не собираешься общаться с женщинами?

– Не знаю. По-моему, они никогда не бывают чистыми. Нет, никогда. За исключением Констанс Шо… ну, помнишь, та самая миссис Мерриам, что навещала нас в прошлый вторник. Пожалуй, она единственная. Такая высокая, статная и выглядит очень свежо.

– А мне высокие женщины не нравятся.

Супруги побывали на нескольких танцевальных вечерах в местных клубах и решили, что этой осенью с них хватит «выходов в свет», даже если и возникнет такое желание. Энтони ненавидел гольф, да и Глория была к нему равнодушна. И хотя однажды вечером ей доставила удовольствие напряженная партия с участием студентов и радовало, что Энтони может гордиться красотой жены, от ее внимания не ускользнуло недовольство хозяйки вечера, некой миссис Грэнби. Дама не на шутку встревожилась, когда бывший однокурсник Энтони Алек Грэнби с энтузиазмом включился в соревнование. Грэнби больше не звонили, и хотя Глория только посмеивалась, такое отношение ее сильно задело.

– Понимаешь, – объясняла она Энтони, – не будь я