Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самолет покачнулся, словно услышал, что Прайд говорил о нем. Я вцепилась в подлокотник кресла и руку Натэниэла.
— Было бы неплохо поговорить о чем-нибудь, — проговорила я немного напряженным голосом.
— Прости, Анита, но я не стану говорить об этих отношениях, даже чтобы отвлечь тебя, пока ты храбро справляешься со своими страхами. Они слишком важны для меня.
Дев посмотрел на своего кузена.
— Кто бы это ни был, у тебя с ней серьезно.
Прайд кивнул.
Он пристально посмотрел на Прайда и, наконец, сжал его плечо так, чтобы тот ответил на его взгляд.
— Ты бы женился на ней?
Прайд покачал головой, а затем сказал:
— Думаю да, если она согласится, но сейчас она не хочет ни за кого выходить.
— Как долго ты готов ждать? — спросила я, потому что ворошить личную жизнь Прайда было намного лучше, чем беспокоиться о том, насколько хорошо работает аэродинамика.
— Сколько потребуется, — ответил он.
— В зависимости от того, кто или какая она, это может быть очень долго, — сказала я.
— Она того стоит.
— Ничего себе, — присвистнул Дев. — Я не слышал, чтобы ты был таким серьезным, с тех пор как нам было по тринадцать, и ты хотел жениться на маленькой девочке по соседству.
— Мне было тринадцать, и ты со своей сестрой разбили мне сердце с маленькой девочкой по соседству.
— Мы сыграли: Покажи мне, и я покажу тебе. Ты мог бы пойти и поиграть с нами.
— Я относился к ней настолько серьезно, как мог тринадцатилетний. Я не хотел играть с ней. Мне хотелось признаться в своей настоящей, первой любви. — Думаю, Прайд смеялся над собой.
— Она выросла слишком извращенной для тебя, Прайд.
Прайд посмотрела на другого мужчину
— Откуда ты знаешь?
Дев усмехнулся.
— Энжел отправилась в тот же колледж.
— Я хочу это знать?
Дев усмехнулся шире.
— Вероятно нет.
Прайд покачал головой и закатил глаза.
— Я сохраню свои иллюзии о моей первой серьезной влюбленности, спасибо.
— Если Энжел решит привезти ее домой, ты первый узнаешь.
— Подожди. Что? — воскликнул Прайд.
— Мы действительно сможем встретиться с той девочкой, с которой вы, ребята, играли в дочки-матери? — спросила я.
Дев усмехнулся.
— После колледжа, они с Энжел поддерживали связь. Они обе — би, и вместе с другими выпускниками пытались найти свое место в большом городе.
— Мы не привозим домой соседей, — сказал Прайд.
— Когда Энжел в последний раз приезжала домой, то говорила, что они встречаются и большую часть времени проводила сама по себе. Она очень психует, что ее вызывают в лоно семьи после того, как она организовала себе успешную жизнь вне клана.
— Поэтому она такая раздраженная все время? — спросила я.
— Отчасти, но она всегда была менее дружелюбной из нас двоих. Она обижается, что ее называют Добрый Ангел. Такие имена вызывают желание восстать против них.
— Итак, Мефистофель, почему ты не восстал и не стал идеальным маленьким ангелом? — продолжила спрашивать я.
Он снова усмехнулся, а затем его глаза заполнились жаром, который изменил усмешку на нечто более первобытное, что заставило меня вздрогнуть, когда он уставился на меня.
— Я перешел на другую сторону, — сказал он голосом, похожим на мурлыканье. — Решил соответствовать своему имени.
— Мефистофель, — сказала я.
— Девил[13], — поправил он.
Самолет снова накренился, и я изо всех сил старалась впиться ногтями не в руку Натэниэлу, а только в подлокотник сидения.
— Я стараюсь быть на стороне ангелов, но играю так, будто я за другую команду, — сказала я немного напряженным голосом.
— Ты нас всех заставляешь играть за ангелов, но набираешь с другой стороны, — сказал Никки.
— Ты не дьявол, — сказала я, глядя на него снизу вверх.
— И не ангел.
— Тебе нравятся исправившиеся грешники, Анита, — сказала Фортуна, опираясь на спинку кресла Прайда.
— Ты заставляешь меня походить на Армию Спасения.
— Я не исправился, — сказал Никки.
— И я тоже, — присоединился к нему Дев.
— Думаю, чтобы исправиться, вы должны раскаяться, и никто из вас не такой, — сказала я.
Фортуна рассмеялась.
— Они совсем, не такие.
— Скоро принесут еду.
— Не знаю, смогу ли я есть, — засомневалась я.
— Ты должна есть, Анита. Это успокоит все остальные виды голода.
— Ты должна есть обычную пищу, — согласился Никки.
— Если не будешь есть настоящую пищу, тебе придется кормить ardeur, прежде чем мы приземлимся, — сказал Натэниэл.
— Который может распространиться на пилота. Да, Жан-Клод объяснил это, — вздохнула я и посмотрела на Фортуну. — Так что там на ужин?
34
Я была в порядке, пока мы не начали снижаться, да еще и с закрытыми окнами, и это стало проблемой. Сама по себе посадка и так пугала меня, но, судя по всему, возможность видеть, что происходит, делала ее менее стремной; однако когда тебя запирают в узкой металлической трубе, и ты ощущаешь, как она мчится к земле, при этом самой земли ты не видишь, и не можешь понять, приземляетесь вы или падаете… У меня начался приступ паники, и я боролась с ней, вцепившись в Натэниэла и Никки, словно от этого зависела моя жизнь. Дев наклонился, положил руку на мое бедро с незанятой стороны и сказал:
— Все хорошо, Анита.
Мне хотелось ответить: «Ты не можешь этого гарантировать», но я боялась, что если открою рот, то либо заору, либо меня вырвет, так что лучше держать язык за зубами. Я почувствовала толчок, когда самолет приземлился. Закрыв глаза, я попыталась ощутить облегчение, и мне это удалось, но в то же время я до одури хотела вырваться из этой блядской металлической трубы смерти!
Дверь открылась и в салон хлынул свежий воздух. Узел в моей груди и желудке ослаб. Я снова могла дышать, не пытаясь подавить в себе желание заорать.
Пилот объявил:
— Все должны предъявить свои медкарты с пометками о болезнях и противопоказаниях таможенникам, которые поднимутся на борт для осмотра, а также позволить им сравнить лица вампиров с их паспортами, поскольку сейчас день, и мы не можем привести их в самолет.
Медицинские карточки с пометками были вроде тех, которые носят с собой аллергики и люди с другими заболеваниями; в том случае, если вы будете без сознания, они позволяют врачам узнать необходимую информацию о вас, вот только в наших карточках говорилось о том, что мы были ликантропами либо носителями ликантропии. Ирландия, как и большинство других стран Европейского Союза, настаивали, чтобы ликантропы носили с собой специальные предупредительные метки. Это мог
