И теперь Сорокина чувствовала себя обязанной Валерию. Вот поэтому, только увидев его на пороге своего кабинета, она встретила его с улыбкой. Сразу, наверное, поняла, что он заглянул к ней явно не на чашку кофе, что ему понадобилась помощь.

Он назвал адрес квартиры Шахлевичей, спросил, не являются ли они клиентами фирмы. Оказалось, что да, был вызов, но всего один.

Дело было весной этого года, был заказ на генеральную уборку с мытьем окон. Сорокина дала телефон девушки, Кати Шаровой, главной в бригаде, убиравшей квартиру, но сама же ей и позвонила, попросила ее оказать содействие Реброву, ответить на все его вопросы.

Реброву было бы неловко, если бы Сорокина спросила его, что мешает ему самому опросить, скажем, соседей, чтобы узнать о семье Шахлевичей. Да и что он мог бы ответить? Что это не он ведет дело об исчезновении хозяйки, что он в деле вообще никто, просто помощник, действующий по просьбе известного московского адвоката. Она даже не спросила, зачем ему вообще что-то знать об этих людях, вероятно, поняла, что он действует по службе.

– Валерий Николаевич, если вам понадобится убрать квартиру, обращайтесь, вам все сделают бесплатно!

– Спасибо, конечно, но я уж сам… – покраснел Ребров, так и не вспомнив, когда он последний раз мыл полы в своей квартире.

Он встретился с Шаровой через полчаса в «Кафе 35». Катя, совсем девчонка, симпатичная, блондинка с короткой стрижкой, в джинсах и мятного цвета курточке, сидела за столиком с администратором кафе и что-то тихо ей говорила. Это позже Ребров узнает, что у Кати умерла бабушка и что она договаривалась здесь о проведении поминок.

Для разговора с Валерием она вышла на улицу, достала сигареты и закурила.

– Меня предупредили о вас. Что вас интересует?

Он назвал адрес (Катя мгновенно отреагировала, вспомнив клиентов) и попросил рассказать хоть что-нибудь о хозяевах квартиры, в которой они убирались.

– Его, то есть мужа, я не видела. Хозяйка, довольно молодая еще женщина, ухоженная такая, показала нам квартиру и тоже ушла. Поэтому об этой семье мне и рассказать-то нечего. Конечно, по квартире можно определить, что за люди там живут. Небедные, это точно. Но совершенно без вкуса. Квартира какая-то безликая, холодная, там все какое-то геометрическое, неинтересное. Я бы лично там жить не смогла. Не квартира, а офис какой-то. Хозяева спят в разных спальнях, если это, конечно, интересно. Убираться там легко, да и квартира-то была более-менее чистая. Знаете, это вот как раз тот случай, наверное, когда квартира словно молчит о своих хозяевах. Не хочет ничего рассказывать. Вы же следователь? Мне Татьяна перезвонила, объяснила, что вам все это нужно по работе. Так вот, если вас интересует эта семья, значит, там не все гладко… Да?

И, не получив ответа, продолжила:

– Понимаю. Тайна следствия. Так вот. Я знаю, кто вам может помочь. Татьяна ничего не знает, ей бы не понравилось это, фирма же потеряла клиентов… Просто одна из наших работниц после уборки поговорила как раз с хозяйкой этой квартиры, спросила, не нужна ли им помощница по хозяйству. И ей дали постоянную работу, представляете!

– Значит, у них есть домработница.

– Да. Девушку зовут Оксана. Она одна воспитывает маленькую дочку трех лет, снимает квартиру… Словом, вот она-то точно сможет вам рассказать об этой семье.

Катя сообщила ему номер телефона Оксаны Снегиревой, сказала, что сама сейчас позвонит ей и предупредит о нем, Ребров поблагодарил ее и вернулся в машину. Подождал четверть часа, чтобы девушки успели поговорить, и только после этого позвонил Снегиревой. В отличие от Кати, которая каким-то чудесным образом назначила ему встречу на проспекте Вернадского, то есть неподалеку от того места, где находился сам Ребров, домработница Шахлевичей была дома, а проживала она в районе Савеловского вокзала. Она сказала, чтобы он позвонил ей, когда подъедет к дому, предупредила, что в квартиру она его не пригласит, потому что дочка приболела, что, возможно, у нее грипп, она заразная.

Ребров и сам понимал, что, возможно, впустую тратит время и что расследовать дело, когда у тебя нет совсем никакой информации, мартышкин труд. Но, с другой стороны, ведь Луговой-то вряд ли знает о существовании домработницы. Хотя именно они могут рассказать о своих хозяевах куда больше соседей или даже близких друзей и родственников.

Конечно, когда он осмотрит квартиру Шахлевичей, тогда, может, поймет об этих людях больше. Но туда он сможет попасть лишь вместе с Луговым в десять вечера. И он отправился на Савеловскую.

Оксана Снегирева была очень похожа на Катю Шарову. Молоденькая, светловолосая, только не такая худенькая, даже сбитая, румяная. И одета она была почти так же, как и Катя, в джинсы и бледно-голубую курточку.

Ребров пригласил ее в машину.

– Скажите, Оксана, когда вы в последний раз видели свою хозяйку?

– Что-нибудь случилось? – Она даже слегка поморщилась, словно от боли. И ее вопрос повис в воздухе.

– Так когда? – повторил свой вопрос Валерий.

– Девятого сентября, в пятницу я уже не вышла, потому что в четверг вечером, это было восьмое число, у Милы поднялась температура. Да-да, – она закусила губу и сощурилась, вспоминая. – Вечером. Когда я забрала ее из садика. Значит, видела я Ольгу тогда же, в четверг, восьмого сентября.

– Она пропала.

– Да? Когда?

– Двенадцатого. Оксана, что вы можете рассказать об этой семье? Какие отношения были между Максом и Ольгой?

– Отношения… Да как вам сказать? Максима Ивановича целыми днями не бывало дома. Поэтому вспомнить, как они между собой ладили или не ладили, ведь именно это вас интересует, я и не могу. Я же прихожу к ним три раза в неделю, в понедельник, среду и пятницу, работаю с девяти часов до трех. Но если надо, Ольга Владимировна вызывает меня в любой день, говорит, что надо что-то сделать. Помочь ей повесить шторы, к примеру, или убраться после установки новой душевой кабины… Ситуации бывают разные. Так, ладно, я отвлеклась. Вас интересуют их отношения. Думаю, их попросту нет.

– Как это?

– Да вот так. Зачастую Максим Иванович приходит домой уже сытый, где-то ужинает, скорее всего в ресторане. Принимает душ, надевает халат и располагается на диване перед телевизором. Ольга Владимировна в это время относит себе еду в спальню и тоже смотрит телевизор… Они почти не разговаривают.

– Быть может, они ругались?

– Не знаю, можно ли это назвать руганью… Обменивались иногда колкостями, но не грубо… Было такое ощущение, словно они намеренно стараются не разговаривать друг с другом,