— Дэя, — тихий голос магистра вырывает из странного полусонного состояния, — а почему тебя нельзя жалеть?

Ознобом по коже! Мне очень не хотелось об этом говорить, совсем не хотелось, я никому и никогда об этом не рассказывала… И ледяной стужей в уютный мирок ворвалось другое воспоминание, о горящей печи и воющей сутками на пролет метели, о горе которое принесла та зима…

— Не хочу рассказывать, — тихо сказала я. — Просто не хочу…

— Связано с закладной на дом? — в проницательности лорду Тьеру не откажешь, это факт.

И я промолчала.

Риан молчать не стал:

— Не могу сказать, что лезу не в свое дело, — неожиданно резким голосом начал он. — Это мое дело, Дэя, теперь мое. Я сделал все, чтобы решить проблему пощадив при этом твою гордость, но… Не могу отделаться от одной мысли — как произошло, что твои родители практически продали тебя в рабство?

И я была вынуждена ответить, правда, вышло это как-то сквозь зубы:

— У них не было выбора.

— Как такое возможно? — лорд директор явно мне не верил.

Я не хотела об этом говорить. Совсем не хотела. И единственное, что смогла из себя выдавить, это:

— Думаешь, они не жалели? Каждый день! Просыпаясь утром с этой страшной мыслью и ложась спать ночью с ней же. Я себя покойником в доме чувствовала. Мама, глядя на меня, каждый раз с трудом сдерживала слезы, а отец он… Он годами спал по два-три часа в сутки, в надежде собрать деньги и откупиться… Он… не хочу говорить об этом.

Риан просто обнял чуть сильнее и промолчал. Мы сидели в этом тягостном молчании долго, а потом лорд Тьер предложил:

— Еще по бокалу?

— У меня завтра лекции, — напомнила я.

— Гарантирую, голова болеть не будет, — магистр наполнил бокалы, протянул мне мой и задумчиво произнес.- Если ты в отца, то он очень сильный человек. Сильный духом, достойный уважения.

Я улыбнулась, сделала глоток вина и вновь прикрыла глаза — вкус очаровывал, пьянил и напоминал о лете. У нас, в Приграничье лето короткое, жарких дней так вообще на пересчет, и мне бы хотелось побывать там, где лето царит едва ли не полгода.

— Твой отец охотник? — как-то про между прочем спросил магистр.

— Ага, — все так же, не открывая глаза, ответила я, думая о лете, кустах каррисы, теплых солнечных лучах…

— Ммм, — протянул Риан, — охотник в Приграничье — опасное занятие. Кто на него напал загрызень или рвар с предгорья?

— Загрызень… — прошептала я и распахнула глаза.

Несколько мгновений смотрела на огонь, затем резко повернулась и возмущенно уставилась на лорда директора.

— Что? — невинно поинтересовался он.

— Лорд Тьер, отрабатываем на мне методики проведения допросов?

Ухмылка, а после коварное:

— Нет, конечно… — улыбка становится шире, — у меня все методы давно отработаны, стратегии опробованы, результативность достаточно высокая. — и уже вполне серьезно.- Так отец сильно пострадал?

— Хм, — я чуть отстранилась, чтобы лучше его лицо видеть, — и где это вы, магистр, отрабатывали методики ведения допросов?

Тьер улыбаться перестал, но ответил честно:

— На войне.

Дальше мне расспрашивать уже не хотелось. Допив вино, я поставила бокал на столик, села, достаточно вежливо попросила:

— Давай не будем об этом.

Он тоже опустошил бокал, поставил его рядом с моим и упрямо сказал:

— Будем.

Я встала, развернулась и вышла из гостиной. Если он меня не слышит, это не значит, что я должна всегда слышать его. Однако дойти удалось только до входных дверей, но вот открыть мне ее не позволили, сначала придержав рукой, а в силе нам не равняться, потом вовсе обойдя меня, попросту преградили путь. В следующее мгновение лорд Тьер осторожно обнял за талию одной рукой, второй приподнял мой подбородок и, глядя в глаза, негромко произнес:

— Я должен знать.

— А я не хочу об этом говорить! — я дернула головой, избавляясь от его пальцев. — Не хочу, и не буду! Мне больно об этом даже вспоминать! А сейчас мне спать пора, правда. Завтра сложный день.

Я обошла лорда Тьера, сняла с вешалки пальто, быстро обула сапоги, но к двери таки не дошла…

Вспыхнуло адово пламя.

Я молча шагнула в огонь и уже начала перемещаться, когда услышала тихое:

— Прости… я не хотел…

Спала я в ту ночь на удивление плохо. То просыпалась от собственного крика, то вскакивала и смотрела на руки, запоздало понимая, что крови там уже нет и уже все хорошо. Хорошо хоть младшие всего этого не помнили, а вот я никак забыть не могла.

* * *

Утром меня разбудил стук в двери. Торопливо открыв, с удивлением посмотрела на разъяренную капитана Верис… она на меня… Зверское выражение с ее лица исчезло мгновенно, сменившись неподдельной тревогой. После чего меня осторожно втолкнули в комнату, леди зашла следом, прикрыла двери и поинтересовалась:

— Что случилось?

— Ннничего, — запоздало вспоминаю, что вечернее построение я пропустила.

— Совсем ничего? — елейным тоном вопросила Верис.

— Ддда…

Меня взяли за плечо, подвели к зеркалу, и, указав на мое собственное изображение, поинтересовались:

— Тогда будь добра, объясни непонятливой куратору Верис, почему у тебя все лицо припухшее, а глаза красные?!

Выглядела я и в правду не важно — бледная, с темными кругами под глазами, зареванная и перепуганная какая-то.

— Это пройдет, — уверенно заявляю куратору, приглаживая волосы, — не в первой.

— Да? — язвительно переспросила она. — И как часто у тебя бывает вот такой «не в первой»?

— Все реже, — честно ответила я, — думаю, что скоро вообще пройдет.

Верис недовольно смотрела на меня, сложив на груди руки, потом задумчиво пробормотала:

— Начинаю понимать, почему Дара так настаивает на том, чтобы ночи ты проводила у Тьера. Ну да не суть, вчера, где пропадала?

Я покраснела.

— Да, глупый вопрос, — Верис пожала плечами, — придется побеседовать с лордом директором, по поводу нарушения учебной дисциплины. А ты одевайся, построение скоро.

И меня оставили одну.

На построение я не опоздала, пробежку и упражнения прошла бодрячком, а к середине первой лекции вообще обо всем забыла, и даже вспоминать не планировала.

А потом появился Жловис. Дело было между лекциями, мы как раз шли по коридору на Любовные проклятия, и тут гоблин торопливо, а не степенно как всегда, подбежал ко мне и передал записку.