безвредны; – из нескольких десятков ядер, брошенных в лагерь; одним убило стрелка 21-го батальона, а другим контузило в бок артиллерийского офицера, подпоручика Якутина; во вторых потому, что ранее, чем колонна подошла бы к орудиям, горцы успели бы отвезти их в безопасное место.

Работы отряда постепенно были доведены до второго Кожау; оттуда уже оставалось не более версты до Каменного моста. С декабря 1861 года начинается период ежедневных перестрелок до окончательного завоевания Кавказа. Перечислять подвиги отдельных личностей – дело трудное, и сложное; но нельзя не сознаться, что Кавказская эпопея вышла бы не хуже «Илиады»; и наши рыцари, встречая смерть не закованными в железные доспехи, были достойными соперниками греческих героев. Храбрость на Кавказе принадлежала к явлениям вседневным. Желавший заставить говорить о себе, должен был быть молодцем; – с сотнею людей броситься на тысячу, с десятком отбиться от сотни, как, например, юнкер 19 – го стрелкового батальона Малиновский, во время стоянки на Кожау, с двадцатью стрелками отбился от вчетверо сильнейшего неприятеля и отступил в таком порядке и с такою уверенностью, что войска, вышедшие помочь ему, не позволили себе вмешаться в перестрелку, чтобы не уменьшить этим заслуги Малиновского, и дать ему полное право быть молодцем, каким он считался всегда в войсках Нижне-Абадзехского, а потом, Пшехского отрядов.

8-го февраля, 1862 года, 19-й стрелковый батальон поступил в состав Верхне-Абадзехского отряда, под начальство полковника Геймана, для участия в экспедиции к Шушукскому ущелью.

Отряд двинулся двумя колоннами: одна наступала по течению Фарса, другая – через гору Унакас. Чрезвычайно быстрое и неожиданное движение дало нам возможность без боя занять трудную позицию. Войска тотчас же приступили к рубке леса. Начали появляться горцы; завязалась перестрелка, окончившаяся горячим делом у входа в ущелье. Полковник Гейман, взяв несколько рот Севастопольского полка, сделал небольшое движение вперед, с целью осмотреть местность. При обратном движении рот, горцы сильно насели. Дело было непродолжительное, но жаркое: убит был ротный командир, поручик Энгельгардт, и ранено человек около двадцати нижних чинов. К вечеру войска возвратились в лагерь, на Царскую позицию.

20-го февраля, 1862 года, оба отряда – Верхне и Нижне-Абадзехский, соединились близ Ханского брода, на Белой, для вырубки леса на левом берегу реки, по направлению к реке Пшехе.

В двенадцать часов ночи пришли мы к окопам Ханской станицы. Леса вблизи не было, костров не разводили, а морозило порядочно; но усталость взяла свое, и мы, не раздеваясь, легли спать на снегу.

Ночью было сделано назначение войскам; – кавалерию оставили в окопах станицы, пехоту разделили на две колонны: первой, под начальством полковника Горшкова, приказано, переправившись по мосту у станицы, занять высоту противоположного берега с левой стороны; второй, под начальством полковника Гейма-на, двигаться на высоту с правой стороны; обеим же колоннам, заняв высоту, велено тотчас же вырубить лес и, расположившись биваком, ожидать дальнейших приказаний. Движение производилось налегке, с запасом на одни сутки.

На рассвете следующего дня колонна полковника Геймана двинулась вниз по Белой, до впадения в нее ручья Мешахо. Переправа совершалась вброд, по окончании которой колонна взошла на высоту, где, заняв позицию, войска тотчас же приступили к вырубке леса.

Одновременно поднялась и колонна полковника Горшкова. Отряд, в котором состояло до двадцати батальонов, расположился развернутым фронтом, лицом к лесу, где предполагалась рубка просеки на Пшеху. Протяжение бивака равнялось четырем верстам.

Командующий войсками, генерал-адъютант граф Евдокимов, лично распоряжался войсками. Главная квартира помещалась в станице Ханской.

На следующий день войска приступили к работам. Лес заняли без выстрела. Застучали топоры, затрещали порубленные деревья, – все пошло обычным порядком, кроме одного обстоятельства, и вот какого.

Предшествовавшие дни были довольно теплые, а в день, в который была занята высота, парило, как весною. Снег лежал очень глубокий. Бесчисленные ручьи тающего снега, вливаясь в Белую, так подняли ее, что мост сорвало. Разлив был настолько велик, и вода так быстра, что, на первое время, и думать было нечего о сообщении с правым берегом, где были наши запасы. Из Ханской станицы отправлены были подводы за понтонами; но пока они пришли, войска двое суток состояли на пище св. Антония (голодали. Прим. ред.).

Лошади испытывали ту же участь, хотя и в меньшей мере, потому что сено заменяли молодыми побегами дубовых деревьев – средство, к которому нередко прибегали в кавказских экспедициях, а где и этого достать нельзя было, там лошади отъедали друг у друга хвосты и гривы.

А отряд все продолжал рубку леса, изредка перестреливаясь с неприятелем. Так, в первый день рубки, при отступлении войск из леса на бивак, пеший казачий батальон, набравши дров, отступал довольно оплошно: люди разбрелись, цепь шла в беспорядке, и, к счастью, что нападение было сделано по выходе из леса. Командир батальона, храбрый полковник Момбелли, быстро восстановил порядок, прогнал горцев в лес и прекратил преследование их по случаю наступающей ночи и тяжелой раны, полученной им в этом деле.

На следующий день, горцы, воспользовавшись оплошностью батальона, прикрывавшего левый фланг позиции, бросились на него и произвели порядочное опустошение; но, в свою очередь, с бесчестием отступили от стрелков сводного линейного первого батальонa, во время подоспевшего к расстроенному батальону.

В две недели, что отряд был за Ханским бродом, солдатам пришлось порядочно поработать и топором, и винтовкой.

Переправу восстановили, снег стаял, земля обсохла, уже приближался срок, назначенный для выселения мохошевцев, егерукаевцев, беглых кабардинцев и бесленеевцев.

Войскам приказано было отступить от Белой и, разделившись на небольшие колонны, занять мохошев-ские леса и присутствием своим, а если понадобится, то и силою оружия – принудить горцев к исполнению условий.

На каждой версте встречались транспорты переселенцев, не без злобы смотревших на нас, как на причину их переселения; – тяжело расставаться с местом, где родился, к которому привык. И жаль было переселенцев, а все-таки их подгоняли.

Войска, в продолжение трех недель, искрестили леса по всем направлениям, сожгли аулы, оставленные запасы, – что обошлось не без перестрелок; затем, убедившись, что никого не осталось в лесу, войска разошлись на отдых, т. е. приступили к постройке станиц во вновь завоеванных участках. Вся богатейшая долина Белой начала покрываться строящимися станицами. Войска помогали своим трудом переселенцам, – к сожалению, народу, не умевшему, по своей не деятельности, воспользоваться местным богатством. И теперь, когда не на кого жаловаться: ни на горцев, ни на лихорадки – между переселенцами, по-прежнему, полное отсутствие труда; – лень нагнуться, чтобы поднять богатство, валяющееся под ногами. Тавричане, с громадными стадами овец, наводняют Кубанскую область и, вероятно, на Кавказе будет то же, что было в Крыму.

Жаль! вековые