Разнообразие налогов. Дань является окончательным решением конфликта между агрессором и его жертвой. Заплатил — и больше ничего не должен. Налог тоже некоторое время взимался таким образом, то есть был неопределенной по времени и объему версией дани, пока у кого-то не возникла светлая мысль обкладывать налогом не людей, а их деятельность и разнообразные события (например, вступление в наследство). Такие налоги мы встретим в Римской империи (а возможно и раньше). Вероятно, корни таких налогов, по крайней мере, в случае Рима, уходят в практику полисов взимать плату за те или иные действия (например, стоянку кораблей в гавани и т. п.). Так или иначе, эта идея прекрасно справляется с обеими задачами — она увеличивает доход правителей и маскирует реальные убытки, которые несет сообщество от налогообложения, неравномерно распределяя их как по времени, так и по людям. Кроме того, публика меньше сопротивляется таким налогам. Если налогообложение «размазано» по видам деятельности, можно выдумать какое-нибудь «обоснование» для каждого случая. Кроме того, борьба с налогообложением, как таковым теперь может быть заменена борьбой с «отдельными недостатками», отдельными «несправедливыми» налогами и т. п.

Появление обязательств у аристократии. «Наши» и «ваши». Если государство выживало, то со временем победители и побежденные «притирались» друг к другу. Европейская феодальная система часто ошибочно представляется некой иерархией (пусть и более сложной и замысловатой, чем привычное нам национальное государство), однако в этой системе сословия имели не только свою «долю» власти, но и обязательства друг перед другом. Романтизация Средневековья в эпоху промышленной революции, бывшая своего рода протестом против новой «обезличенной» реальности, противопоставляла ей правильную, «более человечную» реальность средних веков. Это был не просто интеллектуальный каприз, для такого противопоставления есть некоторые основания. Хотя само средневековье, очевидно, сильно отличается от его романтизированного изображения, совершенно точно можно сказать, что нет никаких причин для того, чтобы именовать эту часть истории Европы Dark Age.

Так или иначе, со временем аристократия начинает восприниматься как «своя», хотя сословное деление сохраняется очень долго и его следы можно найти и теперь, причем не только в таких странах, как Англия, но и, например, в Польше. Восприятие начальства как «своего» снижает сопротивление налогооблагаемых.

Появление этатистских идеологий. «Право сильного» несовместимо с правом, поэтому если государство начинает защищать закон (что необходимо ему для выживания), то следующим этапом должно стать появление идей, оправдывающих или маскирующих противоречие между «правом сильного» и правом. Такие идеи начинают появляться. К примеру, Фома Аквинский называет налоги грабежом, кроме тех случаев, когда они идут «на благие цели». Это очень полезная оговорка, сделавшая возможной всю последующую апологетику государства.

Инфляция. Помимо налогов, старейшим способом обогащения является инфляция, которая раньше называлась более честно — «порча монеты». Уменьшая содержание драгоценных металлов в монетах, государство «зарабатывало» себе на жизнь. Правда, в старину возможности для этого были ограничены хождением конкурирующих монет и тем фактом, что монеты меняли на вес. То есть, широкомасштабную порчу монеты можно было организовать только если вы Римская империя и поблизости нет конкурентов, выпускающих собственные деньги. Со временем государства избавились от этих досадных недостатков.

Рост власти правителя. С утверждением государства основным политическим сюжетом становится борьба за личную власть верховного правителя. Этот процесс всегда сопровождается ростом «полномочий» и сокращением власти конкурентов. На этом этапе эта деятельность становится одним из основных направлений в расширении государства. Монархии Европы (кроме Англии) приходят к абсолютизму.

Рождение Левиафана

Интересно, что рост государства до Нового времени ограничился достижениями, которые мы назвали в предыдущей колонке. К ним можно добавить разве что присоединение новых территорий в результате военных завоеваний, традиционный для государства способ увеличения доходов.

Однако с Нового времени, где-то с английской революции ситуация радикально меняется. Инновации следуют одна за другой. Сам характер государства меняется до неузнаваемости.

Давайте вкратце остановимся на этих инновациях. Для начала скажем два слова о том, что именно «изменилось до неузнаваемости» в государстве. Изменениям подверглась его форма. Государство замаскировалось. Оно спряталось за мифами и верой.

Поясню. До того, как эти инновации завершились (а это заняло несколько веков), государство существовало в относительно ясных отношениях прав собственности. Некая территория принадлежала неким людям, которые и устанавливали на ней правила. Мы оставим сейчас за скобками тот факт, что «права собственности» образуются здесь как следствие из необходимости территориальной монополии. Важно, что эти отношения прозрачны и они по своему характеру соответствуют любым другим отношениям такого же типа, существующим в обществе. То есть, королевская семья (нравится нам это или нет) не отличается в этом смысле от семьи другого землевладельца.

Да, конечно в этой схеме тоже есть очевидная проблема. Первоначально территория государства была захвачена, а не куплена или приобретена другим законным образом, поэтому никаких договоров, отражающих сделку на уровне права между фактическими собственниками участков и вновь образовавшимся «верховным» собственником не было. Это означает, среди прочего, невозможность непротиворечивой системы права, которая бы охватывала в равной степени захватчиков и захваченных. Поэтому постоянно изобретались разнообразные идейные и юридические костыли, которые бы поддержали эту хрупкую систему. Одним из таких костылей, доживших до наших дней, была концепция суверенитета — набор софизмов, призванный объяснить, почему все устроено именно так, как устроено (показательно, как тот же Дайси, обычно отличающийся ясностью изложения, начинает путаться, как только дело доходит до доктрины парламентского суверенитета, в которой сувереном является забавная фикция под названием «король в парламенте»).

Тем не менее, несмотря на костыли, общая схема в которой король и бароны являются собственниками, худо-бедно решала свои задачи. По крайней мере, сама элита придерживалась такой трактовки в своей практике, что позволяло сохранять мир и стабильность. Например, вопреки распространенному заблуждению, феодалы не воевали постоянно друг с другом, по той простой причине, что…не могли. Для того, чтобы другие феодалы не рассматривали вас, как нарушителя конвенции и не вмешивались, вам нужно было найти обоснования войны и в качестве таковых наиболее надежными были претензии на титул собственности. Без такого обоснования феодал-агрессор становился изгоем, против него тут же образовывалась коалиция и он немножко страдал; в общем, действовала та же механика, что и в обычном праве. По этой причине фабрикация претензий на титул могла занимать долгие годы. По этой же причине заключение браков в те времена было настоящей наукой, а изменения правил наследования могли вызвать революцию.

Все это радикально изменилось в новое время. Собственник исчез. Место государя из плоти и крови заняла абстракция под названием «государство». В этой колонке мы поговорим о том,