приготовление пищи. Подопечные работных домов постоянно голодали, часто болели и мучились бессонницей на жестких соломенных тюфяках. Побои и сексуальное насилие со стороны сотрудников работного дома и соседей по общежитию были обычным делом. Антисанитария, ограниченный доступ к воде, паразиты, пища, приготовленная в ужасающих условиях, – вследствие всего этого обитатели работных домов постоянно страдали диареей и инфекционными заболеваниями, распространявшимися в мгновение ока.

Взиравшие на стены работных домов с безопасного расстояния были хорошо осведомлены о том, что творилось внутри. Собственно, так и было задумано Комитетом по делам бедных, следившим за выполнением нового закона. По замыслу Комитета, любая уважавшая себя рабочая семья должна была прилагать все усилия, чтобы избежать работного дома, гордиться своей находчивостью, если это им удавалось, и смотреть на менее удачливых свысока. «Отбывших срок» в рабочем доме ждало столь сильное социальное неодобрение даже среди представителей рабочего класса, что многие предпочитали попрошайничать, спать на улице или выходить на панель, лишь бы не отдаваться на милость прихода. Тем, кому не повезло, соседи готовы были припомнить позор при всяком удобном случае, и даже после выхода из работного дома многие семьи продолжали терпеть унижение из-за лежавшего на них социального клейма.

Всю жизнь Полли боялась работного дома и презирала тех, кто попадал туда. Уокеры и Николсы зарабатывали на жизнь честным трудом и гордились своей репутацией. Жизнь в Домах Пибоди внушила им еще большую гордость своим статусом: вероятно, они смотрели свысока на тех, кто очутился в работных домах на Ренфрю-роуд и Принцесс-роуд, как им казалось, по причине своей лени и безнравственности. Однако в эпоху, когда развестись могли лишь те, кто был в состоянии оплатить огромные судебные издержки, женщина из рабочего класса, желавшая официально развестись с мужем, должна была сперва продемонстрировать свое отчаянное и безденежное положение. И сделать это можно было лишь одним способом – поступить в работный дом. Многие женщины Викторианской эпохи описывали свое пребывание в работном доме как «сильнейшее унижение в жизни», наложившее на них «несмываемое клеймо»[42].

В 1880 году, уходя от мужа и покидая супружеское гнездо, Полли должна была осознавать последствия своих действий. Это был невероятно смелый шаг. Хотя семьи рабочих нередко распадались, женщина при этом теряла социальный статус и переставала считаться достойным членом «высокоморального» общества. Причина распада семьи никого не волновала: если женщина ушла от мужа, она заслуживала только порицания. Порядочная викторианская жена была «неизменно и бесконечно благочестивой, безотчетно и непогрешимо мудрой», и применяться эти благие качества должны были исключительно ради «самоотречения, а не самопотворства». Супружеский долг обязывал жену «всегда держаться рядом с хозяином дома»[43]. Та же, что покинула супружеское гнездо, автоматически признавалась негодной, аморальной, неполноценной женщиной. Расставание с супругом также означало нищету и последующую деградацию. Женщины обычно занимались самым низкооплачиваемым трудом: уборкой, стиркой, штопкой и пошивом одежды, рукоделием. Заработка едва хватало на жизнь, и женщина никогда не смогла бы прокормиться самостоятельно, если бы брат, отец или другой родственник мужского пола не взял ее под свое крыло.

Власти отчасти признавали всю затруднительность положения, в котором оказывались женщины из рабочей среды после расставания с мужьями, но помогали крайне неохотно. Жена должна оставаться в семье – таково было правило, и правительство, приходские власти и законодатели не поощряли разводы и не старались облегчить жизнь женщинам, желавшим развестись. Мужчина легко мог развестись с женой, уличив ее в супружеской неверности. Но измена мужа считалась недостаточным поводом для развода; помимо измены муж должен был совершить другое преступление: инцест, изнасилование или нанесение тяжких телесных повреждений. Двойные стандарты Викторианской эпохи были узаконены: муж мог беспрепятственно изменять направо и налево при условии, что он не насиловал служанок, не спал со своей сестрой и не наносил жене зверские увечья. Даже если бы у Полли была возможность судиться с Уильямом, даже если бы она сумела собрать доказательства его романа с Розеттой, суд не счел бы это достаточным основанием для развода. В 1878 году приняли новый Закон о супружеских отношениях, согласно которому женщина могла развестись с мужем в случае нанесения ей тяжких телесных повреждений. Тогда муж предстал бы перед магистратским судом по обвинению в этих преступлениях, и суд поддержал бы прошение женщины о разводе. Но, к счастью, а может быть, к несчастью, Уильям Николс не бил жену, и на Полли действие нового закона не распространялось.

На деле большинству женщин из рабочего класса, желавших разойтись с мужьями, оставалось только одно: подтвердить факт раздельного проживания, обратившись в работный дом и сообщив, что мужья их бросили. По Закону о бедных мужчина не мог сдать жену и детей в работный дом и рассчитывать, что те будут жить за счет налогоплательщиков. Если женщине предписывалось всегда оставаться в семье, то мужчина обязан был содержать жену. При этом никого не волновало, живут супруги вместе или нет. Если здоровый мужчина отказывался выплачивать содержание, Комитет по делам бедных нашел бы способ взыскать с него расходы. Мужу, уклонявшемуся от выполнения своих обязанностей, выставили бы счет, а в случае неуплаты он вынужден был бы предстать перед магистратским судом и вытерпеть позор. Это правило было единственной надеждой бедных женщин из рабочего класса. Однако работные дома не должны были становиться инструментом в руках жен, желавших добиться развода, и Комитет по делам бедных скептически относился к женщинам, которые появлялись на пороге работного дома и заявляли, что муж их «бросил». В «Инструкции для сотрудников Комитета по делам бедных» 1876 года говорилось: «Причиной ухода мужей чаще всего являются постоянные скандалы с женами, вызванные, в свою очередь, пьянством обоих супругов». Сотрудникам Комитета рекомендовали провести тщательное расследование всех обстоятельств, прежде чем проявлять к женщинам сочувствие.

Лишь после ухода от Уильяма Полли узнала, что именно от нее требуется, чтобы начать процесс оформления «раздельного проживания». Вероятно, она поступила в работный дом именно с этой целью и не планировала задерживаться там надолго. При поступлении ей предстояло пройти очную «оценку» у инспектора благотворительного комитета, который определял, какую именно помощь назначить просителю – вне стен учреждения (денежное пособие) или в стенах учреждения (помещение в работный дом). Этот допрос наверняка показался ей чрезвычайно суровым и унизительным. Полли стояла перед инспектором в поношенном платье и посеревшем чепце, а тот просил рассказать о ее нынешней жизненной ситуации. Инспектор, несомненно, осудил и пристыдил ее. В начале допроса он узнал ее полное имя, возраст, место жительства, семейное положение и количество детей. Ее попросили назвать имя кормильца, род его занятий и размер заработной платы. Затем инспектор поинтересовался, получала ли она прежде денежное пособие и бывала ли в работном доме; есть ли у нее накопления