не видела такой чистой голубизны, как над Минском. Вспомнились слова из недавно прочитанного рассказа белорусского писателя, ее близкого друга:

«Хорошая девушка!.. Какой же подарок ей преподнести? Вот если бы кусок неба сорвать ей на платок голубой!»

А может, он думал о Вере, когда писал это. Как хотелось бы сейчас взглянуть на него, убедиться, что он по-прежнему такой же веселый и симпатичный парень.

Но нет, это все нереальные мечты… Не скоро ей удастся увидеть своих далеких советских друзей.

А пока надо ответить им:

«Центральному Комитету

Коммунистического союза молодежи

Советской Белоруссии

Дорогие товарищи!

Много раз мы уже пытались завязать с вами тесную и регулярную связь. Но до сих пор по различным, понятным и вам, конечно, известным причинам связи этой у нас нет.

В декабре прошлого года мы получили от вас коротенькое письмо с приглашением приехать на вашу годовщину.

Не станем описывать вам, какую радость, какую бурю восторга вызвало это у нас. Письмо ваше мы перечитывали много-много раз. Приехать на годовщину мы к вам не могли. Не знаем, получили ли вы наше приветствие к годовщине. К сожалению, с тех пор связь наша прекратилась.

Недавно проходила у нас II конференция комсомола Западной Белоруссии. Для нас это был исторический день. Несмотря на громаднейшие провалы, несмотря на все усиливающиеся преследования, мы от I конференции, которая была в январе 1924 г., до II, т. е. до июля 1925 г., выросли в 10 раз, т. е. от 120 до 1200 человек! Вам, конечно, такая цифра кажется смешной, вы ваших комсомольцев считаете уже десятками тысяч, но у нас в подполье это громадная цифра.

Тяжелый путь мы прошли за это время. 130 активных боевых комсомольцев пошли сидеть в тюрьмы. Два раза целиком была разгромлена Виленская организация; несколько раз частично проваливались организации в Белостоке, в Пинске, в Барановичах, в Гродно, в Бресте. За это время сменилось пять составов Центрального Комитета, причем только трем товарищам удалось спастись — все остальные в тюрьмах. Но зато мы за эти полтора года завоевали деревню, крупнейшие фабрики и почти все секции профсоюзов. На 1200 комсомольцев у нас теперь около 700 крестьян, все остальные комсомольцы — рабочие. У нас теперь шесть вполне окрепших и сформировавшихся округов — Виленский, Гродненский, Белостокский, Брестский, Пинский и Барановичский. И теперь мы создаем, воспитываем наш комсомольский актив. Задача в наших условиях, конечно, трудная, но мы твердо верим, что и эту задачу выполним.

Посылаем вам приветствие, принятое нашей II конференцией, и скоро пришлем специальную корреспонденцию для вашей газеты…

Напишите нам, как можно скорее, большое и подробное письмо о жизни в Советской Белоруссии, о вашей работе, о ваших завоеваниях…»[7]

Догадаются ли друзья, что это писала она.

Спасибо им, родным. Не забывают и шлют письма, обращения к комсомолу Западной Белоруссии. На большом расстоянии, через кордон Вера ощущала пожатие их мужественных, сильных рук. Так пусть же знают далекие друзья — она не изменилась.

Отдельно написала одному из близких друзей:

«…передай всем от меня горячий сердечный привет. Скажи, что я не только живу, но и горю жизнью, работой, восторгом, энергией. Скажи, что мы жизнь берем за жабры, не даем себя съесть с кашей, что пока это блестяще удается, что мы — победители — постараемся побеждать до конца!»[8]

Жизнь подпольщиков трудна и опасна. Всеми силами враги пытались проникнуть в ряды компартии и комсомола, выследить активистов и посадить их за решетку. Так, в 1925 году стало известно, что в Варшавскую партийную организацию пробрался провокатор Цехновский. Члену Варшавского комитета партии Владиславу Гибнеру и комсомольцам Владиславу Киевскому и Генриху Рутковскому было поручено ликвидировать его. В последний момент, когда подпольщики намеревались выстрелить в него, агенты полиции напали на патриотов. Началась перестрелка. Тяжело раненных героев схватили. Их пытали, но они даже не назвали своих имен.

Буржуазная печать подняла клеветническую кампанию против коммунистов.

С болью и ненавистью читала Вера всю эту газетную мерзость. Нет, надо давать буржуазии сдачи, отвечать двойным ударом на удар!

Вечером она села писать листовку. Ей всегда легко работалось, когда нервы напряжены, когда дыхание спирает от ненависти или радости. И на этот раз коротенькая листовка была составлена единым духом. Посоветовавшись со своими друзьями — членами ЦК комсомола Западной Белоруссии, Вера немедленно выехала из Белостока в Вильно, где в то время находился секретариат ЦК Компартии Западной Белоруссии. Когда собрались секретари ЦК, она торопливо изложила им свои соображения:

— Буржуазная печать обливает партию грязью. Вокруг трех наших товарищей ведется безудержная свистопляска. Мы должны реагировать. Не имеем права молчать. Народ должен знать правду.

— Что же ты предлагаешь?

— Вот проект воззвания. Если он подойдет, отпечатаем и распространим.

Стали читать фразу за фразой. Дошли до места, где упоминались подпольщики, готовившие уничтожение провокатора.

— А как быть с ними? Нужно ли называть их в листовке по именам? А может, дефензива до сих пор не знает, кто они. Тогда мы окажем плохую услугу им.

Решили фамилий не указывать. Трое рабочих — это и правильно, и исчерпывающе. Партия их не забудет, придет время, и их имена станут широко известны.

С небольшими поправками воззвание было одобрено секретарями ЦК. А через пару дней трудящиеся Западной Белоруссии читали пламенные слова, написанные Верой Хоружей.

С БОЛЬШОЙ ТРИБУНЫ

Вера находилась в самой гуще политической борьбы и со всей присущей ей страстью осуждала оппортунистов, которые сбивали трудящихся с правильного пути борьбы за свое освобождение.

Дел у Веры прибавилось. Оправдались ее опасения в отношении Гурина-Морозовского, который еще в ноябре 1924 года сколотил антипартийную националистическую группу раскольников[9].

При очередной встрече она напомнила Стефану их разговор в Минске о Гурине, хотя сама понимала, что теперь это ни к чему. Коль он уж докатился до политической борьбы с партией, его нужно разоблачать до конца. И она разоблачала его на всех собраниях коммунистов и комсомольцев.

Участвуя в работе III съезда Коммунистической рабочей партии Польши, который проходил с 14 января по 4 февраля 1925 года, Хоружая внимательно слушала все, делала пометки в маленьком блокнотике своим, только ей понятным шифром. Тому, чье выступление считала правильным, аплодировала, с чьим была не согласна, жирной чертой подчеркивала слова его речи в блокнотике.

Когда представитель Компартии Западной Украины выступил с позиций правых уклонистов, Вера направила в президиум записку: «Прошу слова. Брестская».

Ей тут же его предоставили. Говорила она по-белорусски. Сначала обрушилась на предыдущего оратора.

— Он рассуждал на этой