Мой вордовский файл переполнен разговорами, рассуждениями, надеждами. Но улица Мобеж – это для меня отдельная тема. Лиана и Жорж переехали туда в 1950 году (до того момента они жили в крохотной квартирке на улице Пресль, о которой ни у маминых братьев, ни у сестер не сохранилось воспоминаний), а покинули дом в 1960 году. То есть Люсиль там фактически провела детство – до четырнадцати лет. История семей чаще всего представляет собой историю мест. На эпоху «улицы Мобеж» пришлось создание Жоржем первого рекламного агентства, его крах, рождение Жюстин, создание второго агентства, смерть Антонена, рождение Виолетты и усыновление Жан-Марка.

До сих пор улица Мобеж ассоциируется у нашей семьи с преданностью и усердием Лизбет; безумными проказами Варфоломея, его прогулками по карнизу третьего этажа; с фотосессиями Люсиль; с криками и гневом Жюстин; с завидным аппетитом Виолетты; с Мадам Кутюр и словом «шмутц», с воскресными пикниками и неизменной улыбкой Лианы.

Единственные два фрагмента мозаики семейной истории, которые до сих пор не желают складываться в единую картину – это смерть одного ребенка и появление другого. Так мне однажды сказала Виолетта. В коробке с вещами Люсиль я нашла дневник, где по поводу появления Жан-Марка написано: «Внезапно я осознала, несмотря на мудрые объяснения и отрицание очевидного, что любого человека можно заменить. И жизнь не убедила меня в обратном – ни любовь, ни дружба».

Я стараюсь вписать в нашу семейную историю, помимо последовательного изложения событий, страшную усталость Лианы, ее неспособность заниматься Жюстин после смерти Антонена, ее невнимательность к детям – черта, свойственная почти всем многодетным матерям, ее вечное стремление все пустить на самотек: а еще – соперничество между братьями и сестрами, сложность их отношений, их словечки, их фантазии, их страхи, тайная неуловимая связь между ними, секретное детское общество, не вполне понятное взрослым.

Я стараюсь не упустить из виду Мило, о котором на первый взгляд и рассказать-то нечего, он напоминает дремлющие воды, тихую гладь без малейшей волны. Я стараюсь правильно представить Варфоломея – Варфоломея, которого Лиана спустя два года после смерти Антонена поместила под надзор психиатра в лечебницу Некер. Варфоломей вел себя чересчур дерзко и писал в кровать. После того как Варфоломея поместили в маленькую белую комнатку-палату, Лиана вышла – якобы журнал купить – и больше не вернулась. Несколько дней подряд Варфоломей провел в отчаянии, уверенный, что родители его бросили, а потом его навестила подруга Лианы и, в полном ужасе от обстановки и персонала, порекомендовала Жоржу забрать ребенка.

Мари-Ноэль многие годы работала с Жоржем и дружила с мамой. Она знала обо всех горестях и проблемах нашей семьи. Когда умер Антонен, именно Мари-Ноэль отправилась за Варфоломеем, чтобы привезти его в Ардеш, именно Мари-Ноэль взяла к себе Жюстин, когда Лиана не могла ею заниматься, именно Мари-Ноэль позвала Лиану, обнаружив Жан-Марка мертвым в своей комнате. О моей матери Мари-Ноэль сказала: «Эта женщина – тайна, загадка».

По совету братьев и сестер Люсиль, я провела у Мари-Ноэль в гостях несколько часов и все у нее выспросила. Сейчас она уже немолода, ей больше восьмидесяти лет. Впрочем, я не уверена, что эту женщину можно назвать «старой», она слишком иронична и остроумна. Понимаю, чем она зацепила Жоржа: она умеет правильно держаться и смотрит в корень вещей. Позже Мари-Ноэль отправила мне по мейлу некоторые уточнения, а также интересовавшие меня даты. Я несколько раз переслушивала запись своего разговора с Ноэль. Она прекрасно помнит улицу Мобеж и первую встречу с моей бабушкой: Лиана тогда носила под сердцем Жюстин, а потому облачилась в просторный халат из пиренейской шерсти, она открыла дверь взлохмаченная и с огромным животом, в квартире пахло мочой, но все домочадцы уже принюхались (почти все братья и сестры Люсиль писались в постели вплоть до вполне серьезного возраста). Мари-Ноэль пришла тогда к Жоржу, моему дедушке, он работал в журнале «Радио-Кино», переименованном со временем в «Телерама». От знакомых Мари-Ноэль узнала о том, что Жорж намеревается открыть рекламное агентство.

В крохотной клетушке, служившей офисом, Мари-Ноэль и Жорж набросали первый план работы. Вскоре они нашли помещение получше, а через несколько месяцев сорвали первый куш – агентство придумало и выпустило визитные карточки для магазина «Туфельки Нинон», пользовавшегося большим успехом у шлюх с площади Пигаль. На вырученные деньги Жорж купил в итальянской лавочке разных вкусностей для семьи и пригласил Мари-Ноэль в гости на ужин.

Мари-Ноэль отлично помнит уик-энд, когда Лиана с Жоржем отправились в Лондон. Многие запомнили те выходные, но никто никогда не упрекал моих бабушку и дедушку за то, что они оставили детей одних, когда прошло всего ничего после смерти Антонена. Лично я не в силах вообразить, какими безответственными и просто беспечными надо быть, чтобы так поступить?! Хотя, разумеется, я не могу войти в положение бабушки с дедушкой. Я смутно представляю себе Париж пятидесятых годов и степень зрелости и сознательности семерых детей – старшей из них тогда стукнуло одиннадцать. Я смотрю на ситуацию с точки зрения сегодняшнего дня, чувствуя постоянную тревогу за собственных детей (я уверена, что мой страх связан с историей моей семьи).Может быть, тот отъезд в Лондон подтверждал слепую и нерушимую веру в счастливый финал, в жизнь и в крепкую семью, которую Лиана и Жорж все-таки построили.

Виолетта и Жюстин стояли в прихожей в шапках и в пальто, застегнутых до последней пуговицы. Лиана еще раз громким голосом позвала Люсиль, которая уже час не выходила из ванной. Мадам Ришар велела прийти ровно в десять, а Люсиль провозилась так долго, что теперь девочки опаздывали. Люсиль разглядывала себя в зеркале – округлившиеся щеки, стрижку каре, огромный прыщ на подбородке. Она сделала шаг назад. Ее тело изменилось – грудь выросла, хотя у старшей сестры до сих пор половое созревание не началось. Люсиль с огромным усилием улыбнулась – способна ли она еще позировать перед камерой, смеяться и строить гримасы? Вроде бы да, хотя желания никакого…

Девочкам не терпелось померить новые платья, колготки, шляпки. Особенно Виолетта жаждала оказаться перед камерой, чтобы изящно выставить ножку в какой-нибудь шикарной туфельке. Может быть, мадам Ришар опять позволит оставить себе пару нарядов. Наконец Люсиль покинула ванную комнату и медленно надела пальто.

– Моя принцесса, если вы не желаете больше фотографироваться, так и скажите. Но на сей раз я уже договорилась. Мадам Ришар рассчитывает на вас и ваших сестер. Вы ведь уже работали для каталога «Пингвин»! Снимки получились фантастические.

Лиана протянула дочери несколько билетов на метро, которые Люсиль молча запихала в карман.

– Если дождя не будет, возвращайтесь пешком, сэкономите деньги.

Люсиль кивнула и открыла дверь. Лиана поцеловала малышек и попросила вести себя вежливо и послушно, не жаловаться, не портить прическу и выполнять все пожелания мадам Ришар.

У входа в здание Люсиль посмотрела на свое отражение в витрине. Она растолстела, вот и все. Растолстела и подурнела. Ей не хотелось подниматься в студию, встречаться с мадам Ришар и натягивать на себя какую-то одежду. Она сделала глубокий вдох и нажала на кнопку входной двери. Дверь открылась, малышки ринулись вперед и побежали к лифту.