Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Баранов, стоять! — Барон подтвердил команду тычком сапога.
Механик притормозил, потом по привычке снова дернул вперед. Так повелось с Дуная. Короткая остановка, выстрел — и снова газу, пока австрийские артиллеристы не прицелились. Кто стоял слишком долго, навсегда остался под Белградом.
— Стоять, я сказал!
От боевого охранения галопом скакал всадник.
— Что в городке?
— Так что танки, ваше превосходительство!
— Какие танки? Что вы мелете, вахмистр?
— Не могу знать, ваше превосходительство… Обычные… Гудят, стало быть. С пушками.
Врангель чертыхнулся. Где-то с северо-востока наступает армия генерала Иванова. Связи с ними нет. А может, австрияки получили несколько машин от германских союзников? С их самоходными гробами, увенчанными длинной трехдюймовой пушкой, Петр Николаевич встречался в Балканскую войну, в этой бог миловал. Панцеры опасны на дистанции, вблизи неповоротливы и уязвимы.
— Вахмистр! Передайте хорунжему: двоим спешиться, проникнуть в поселок и разведать. Живо!
Спустя час барон как родного обнял танкового подполковника. Через два месяца боев Южный и Юго-Западный фронты встретились, отрезав большую часть Венгрии от Будапешта и австрийских коронных земель. А дальше начались события, для генерал-майора совершенно нежданные.
Сначала офицер связи доставил пакет от Иванова сдать корпус генералу от инфантерии Алексею Николаевичу Эверту.
— Как вы себе это представляете, капитан? В корпусе шестнадцать тысяч болгар, которых я фактически взбунтовал против Фердинанда. Они идут лично за мной. Да и подчиняюсь я не Иванову, а Брусилову.
Штабист иронично поднял бровь:
— Вы в курсе, ваше превосходительство, ныне с Ивановым Их Императорское Высочество Николай Николаевич пребывают? Хотите лично от него приказ получить? От души не советую, поверьте.
Представив Эверту начальника штаба и начальников дивизий, тем фактически сдав дела, Врангель почувствовал себя голым. Или одиноким. Он столько прошел с этими людьми…
— А как же три болгарские дивизии, пусть и неполной численности? — изумился их отсутствию генерал.
— Извините, Алексей Николаевич, тут я бессилен. Волонтеры они, повоевали — и домой.
— Удручает, знаете ли. Рассчитывали мы на них, хотя бы во втором эшелоне. А как же Радко-Дмитриев?
— В Софии остался, ваше высокопревосходительство. На поле боя толку от него…
— Понимаю. Оставь вас начальником корпуса, болгары не покинули бы. Тут уж я бессилен.
— Мне в распоряжение Иванова?
— Пока — да, Петр Николаевич.
Разговор происходил в ратуше Кечкемета, не пострадавшей и приглянувшейся оттого Эверту под штаб.
— Честь имею!
— Обождите, Петр Николаевич, — новый начальник потрепанного войска преградил барону дорогу. — Многого-то вы не знаете. В России ныне настоящая охота идет на офицеров с германскими фамилиями. Меня и то едва утвердили, хоть немцы бог знает в каком колене затесались. Вам с приставкой «фон» в этой войне точно корпусами не командовать.
— Чушь собачья! Виноват, ваше высокопревосходительство.
— Не собачья, а августейшая. Сам Николай Николаевич осерчать изволили, когда барановичский полицмейстер пробовал антигерманские погромы остановить. А как в Закарпатье вышли — здесь наши совершеннейшее непотребство творят. Мадьяр и евреев тысячами хватают, объявляют в заложники и суют в лагеря. Ежели бунт, жандармерия грозит заложников расстрелять. — Эверт задумчиво погладил бородку. — Я исполняю приказы. Однако здесь мы словно не православные, а какие-то мерзкие дикари. Скоро скальпы снимать начнем с австрийских пленных. Среди них половина — славяне!
— Немыслимо…
— Да, любезный Петр Николаевич. Понятное дело, не для великокняжеских ушей. — Эверт глянул на начальников дивизий. — Раз меня с германской фамилией сюда заслали, наступлению конец. Получу приказ на позиционную оборону и Будапешт не брать.
— Всего доброго, ваше высокопревосходительство. Успешной обороны! — Врангель пожал руку генералу, а сам подумал, что ему германская приставка «фон» не помешала пройти от Варны чуть ли не к пригородам Будапешта. Дело не только в фамилии.
Эверт оказался прав. С объединением фронтов барону не предложили никакой должности, а прямиком отправили в Петроград. Николай Николаевич прогудел с высоты своего роста нечто одобрительное, да и только. Царь сочтет нужным — наградит. Или нет, на то его государева воля.
Прибыв в столицу, Врангель помчался домой, где застал супругу в расстроенных чувствах и мыслях. Кинувшись мужу на шею, она стиснула его безо всякого удержу, наплевав на вбитые годами чопорные манеры императорского двора.
— Жив, Петенька… — Потом отстранилась вдруг. — Но ничего ведь не кончилось, да? Тебя снова ушлют на фронт!
— Я и рад бы… В смысле — таков мой долг. Но из-за германской фамилии отправлен пока в распоряжение штаба.
Ольга рассказала об истерической германофобии, накрывшей столицу подобно лавине. Недели две она на улицу старалась не ходить, бывая дома или в Зимнем. Как будто кто-то специально дает народу спустить пары на носителях германских фамилий, отводя глаза от Романовых, в коих немецкая кровь преобладает.
— Но Государь — патриот, каких мало. И Александра Федоровна за Россию всей душой. Господи, какая разница! А в Восточной Пруссии не один Ренненкампф оконфузился. Там же Самсонов, Жилинский и этот, азиат, липкий такой… С непристойными намеками ни одну юбку не пропускал, от фрейлины до горничной. Странно, что никто на дуэль его не вызвал.
— Хан Нахичеванский. Не удивляйся, дорогая. Как же, любимчик Его Императорского Величества. Образчик, так сказать, веротерпимости и равенства народов. Это в русской православной стране? А видела бы ты равноправие за Карпатами… — Врангель вдруг переменился в лице и пристально глянул на жену: — Этот скот и к тебе приставал? Меня его шашни с царем не остановят.
— Нет, Петенька, нет! Я бы не позволила. А вот с Натальей, да с его грязными намеками по поводу Распутина…
— Ну, у нее свой муж имеется. Пусть покажет — офицер он или тряпка.
По большому счету, амурные поползновения толстого мусульманина были барону безразличны. Бездарные и трусливые действия ханской конницы в Пруссии раздражали куда больше. Однако к презрению примешалось чувство гадливости. Встретив раз генерала в коридоре Военного министерства, Врангель демонстративно отвернулся.
Хан Нахичеванский поостерегся раздувать из этого историю. Ныне барон — победитель австрийцев, а Хан… Ну да Аллах рассудит.
Октябрь пролетел незаметно, в каком-то нездоровом затишье. Главный очаг всеевропейской войны полыхал на Западе. Русская и сербская армии выдохлись в Австро-Венгрии, остановившись на линии Кечкемет — Балатон — Триест. Австрийцы перешли к позиционной обороне, а южные славяне ограничились местными операциями, добивая резервистов Хацаи на востоке Венгрии и в Румынии, а также очищая Хорватию и Боснию от последних имперских солдат. Государь и его Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич раздулись от гордости; последней, что елка мишурой, был осыпан орденами и почестями.