из них и ткнул пальцем Джей.

— Знаете, что я заметил за последнюю неделю своих наблюдений? Я много лет наблюдаю за давлением защитного поля от тумана, — сказал он. — Посмотрите сюда и сюда. И если так будет продолжаться дальше…

Хьюго и Джейкоб переглянулись.

— Так это точно? — спросил Хозяин.

— Да, — кивнул Джей, — не хотел говорить, пока не убежусь окончательно, но сейчас как раз такой момент…

— Точно, сейчас был именно нужный момент! — радостно воскликнул Хьюго.

— И ещё, — Джейкоб оглянулся на дверь, — Малыш придумал кое-что гениальное! Послушайте его…

Позвали Малыша. Он, медленно переваливаясь вошёл, медленно уселся, медленно и обрывочно стал говорить:

— Помните ли вы… что малумы питаются принесёнными Кармами пороками? Мы не только можем сделать латы малумов полностью прозрачными, о… мы придумали способ сделать их страшнее. Гораздо страшнее! В ваших подвалах мы нашли одно средство. Сделали из него зелье, скрестив его с той массой, что приносят Кармы. И теперь… для каждого, на кого они нападут, это будет личным адом…потому что…У любого живого существа есть только один непобедимый враг…и это…

И далее Малыш поведал такой гениальный план, от которого даже у Хьюго отвалилась челюсть. С каждым словом большого, нелепо сшитого консунта, и пояснениями Джея у Хозяина повышалось настроение. То, что они изобрели и, правда, было невероятным. Как он не додумался до этого сам?!

— Чудесно! — приговаривал Хьюго, поднимаясь после этого разговора в зал, — с таким средством мы не сможем не победить.

Долина Сиреневых ветров

Итиро лежал, уткнувшись носом в тёплый мох. Перед его глазами плыли красные круги. Сердце так сильно колотилось, что Итиро не мог думать ни о чём, кроме этого стука. Сердце заняло всё его тело и отзывалось везде: в каждой мышце и в каждом пальце. Когда зрение Итиро немного прояснилось, он чуть повернул голову и увидел остальных. Они тоже лежали, кто где, среди кочек и не могли отдышаться. Кочки на вид были восхитительно уютными.

«Как хорошо, — подумал Итиро, — вот так бы лежать и лежать. И вдыхать этот восхитительный острый запах прелой земли, от которого кружится голова и успокаивается боль в висках».

…Янмей вскочила раньше всех. Она вздрагивала от ударов рыцарей в невидимую стену.

— Кто это? — спросила она, указывая на них.

— Это малумы. Которые уничтожили почти весь визидарский род, — чётко сказала кукла Мэй, выпавшая из сумки.

— А почему мы их видим? — приподнявшись, пытаясь унять сбивчивое дыхание, спросила Мэдлин, — они напились крови?

— Мы видим не их, а латы, — ответил за Мэй, отряхиваясь Леонар, — ну, и этот защитный туман, по-видимому, проявляет их сущности.

Тени за стеной побились ещё немного, а потом, как по команде, отступили и растворились в ущелье.

Стало тихо. И ремесленники воспряли духом. Они поднимались с земли и приводили себя в порядок. Янмей подняла упавшую куклу и, играя с ней, сидела поодаль накамешке. Девочка что-то тихо спрашивала у Мэй на ушко, а та отвечала.

Итиро огляделся.

Перед ним простирались холмистые вересковые пустоши. Справа на огромной поляне возвышалась крутая горка. На самой её вершине стояло мощное раскидистое дерево с кривыми толстыми ветками и такими сильными корнями, что они, словно жилы, заволокли собою всю поверхность горки. В местах пересечения корней скопилась вода — видимо, недавно был дождь. Словно порывом ветра, откуда-то принесло стайку длинноногих птичек с вытянутыми клювиками. Они налетели на лужи и, подняв щебет, стали из них пить.

Тафари подошёл к ним ближе и обратился к птицам. Но они ничего ему не ответили — лишь вспорхнули на ветки и удивлённо смотрели на Следопыта. Рядом пролетали большие зелёно-коричневые шмели — такие огромные, словно мохнатые воробьи. Тафари протянул к ним руку, но они облетели его ладонь и направились дальше.

— Как же так? — растерялся Тафари, — я чувствую, что больше не понимаю языка животных. И не могу ими управлять.

— И я не понимаю этих птиц…и я, — раздалось со всех сторон от других ремесленников.

— Может, здесь перестали работать наши ауксилы? — предположил Марио.

— Стурла, а ну скажи что-нибудь на норвежском, — попросил Леонар.

Гном пробурчал какую-то фразу.

— Что он там говорит? — спросил Тафари.

— Он сказал на норвежском «отстаньте», то есть переводные ауксилы работают, — крикнул Леонар, — значит, Тафари, здесь ты, действительно, потерял свой дар управлять животными и понимать их язык.

Следопыт покачал головой.

— Неприятное открытие, — сказал он, — но ведь мы в Визидарии. Она полна чудес. Здесь мы будем сильнее, и скоро инструментов у нас будет больше.

— Мэй сказала, что твой ауксил был сделан в древности для жизни визидаров в мире людей, — пояснила Янмей, — а это, — девочка показала на дерево, — священный ясень Биле Ушнег.

Ремесленники обступили дерево и, задрав головы, рассматривали могучий ствол, покрытый дуплами.

— А визидарцы то живы? Остался ли кто здесь? Мы встретим кого-нибудь? — спросила Пинар у Янмей.

— Вот этого кукла не знает. Говорит, сами скоро всё увидите.

От большого ясеня между вересковыми холмами начинала петлять песчаная дорога. По ней визидарцы и отправились дальше.

Как только они зашли за первый холм, перед ними предстало странное место: дальше дорога пролегала через топь. Из болотной жижи то тут, то там торчали исполинские деревья. Они были необычными — толстый их ствол был почти голым, из него торчали редкие сгнившие ветки. Зато расширяясь кверху, он заканчивался огромным хаотичным клубком ветвей.

Словно какой-то великан вырвал дерево из земли, и поставил корнями наружу. И там, наверху, меж этого беспорядочного сплетения, напоминавшего гигантское гнездо, из всего, что было под рукой, построил домишки и накрыл их конусовидными черепичными крышами. Внизу каждое дерево веером раскинуло вокруг себя узловатые сочленения похожие на кривые пальцы, которыми оно цеплялось за кочки топи. Меж этими отростками в каждом стволе была дверца, которая, видимо, и вела в дома на деревьях. Одни домики-деревья были разрушены, другие казались заброшенными и нежилыми. Но самый крепкий был рядом с обочиной.

Прямо к его двери от дороги, вел широкий настил. В доме явно кто-то жил — над дверью светился фонарик. На каждом корне этой постройки, нависающем над окошками, были развешаны многочисленные ленточки, связки колокольчиков, кружки, ложки, погремушки и кучи других предметов. И к тому же ствол много раз обвивала странная медная труба, которая расширяясь, уходила наверх, поднимаясь над крышей.

— Немного напоминает твой дом, Стурла, — сказал Итиро, показывая на качающиеся ленты.

— Вот ещё. Ничего общего, — обиделся гном, — это дом какого-то старьёвщика. А у нас с Дэгни уютная ферма.

— Не время ссориться, — торжественно объявил Леонар.

Он прочистил горло и