Между тем Трамниц продолжал его провоцировать.

– Забудьте о вашей клятве Гиппократа! – говорил маньяк. – Думайте лучше о том, что я сделал с детьми, Фридер!

– Успокойтесь! – сказала врач-анестезиолог.

Однако ее призыв на Трамница никак не подействовал.

– Знаете, – заявил он. – У меня всегда с собой были вещи для переодевания. Как для мальчиков, так и для девочек. Причем разных размеров. Эту одежду я хранил в специальной сумке в багажнике. Мне хотелось быть готовым ко всему. Как только дети оказывались в моей машине, я их переодевал, чтобы в случае объявления немедленного розыска невозможно было бы быстро опознать ребенка. Часто эти сосунки, думая, что с ними играют, меняли одежду сами.

В груди Трамница послышался булькающий звук, напоминающий смех.

– Когда они оказывались в инкубаторе, то так уже не думали.

«О боже! – подумал Фридер. – Из его слов следует, что жертв было гораздо больше двух!»

Между тем маньяк продолжал откровенничать:

– Я сам построил инкубаторы. Гораздо лучшие, чем те маленькие ящики, которые были в нашем распоряжении в Вирхове.

Здесь Трамниц вздохнул так, как будто предавался воспоминаниям о днях прекрасно проведенного пляжного отдыха.

– Да, мои инкубаторы были гораздо лучше. В них я мог делать с детьми все, что угодно, – гладить, кормить, менять подгузники. Настоящее воплощение мечты.

– Сейчас я разделю кровоснабжение, – громко сказал Фридер, начиная, таким образом, отсчет самых критических в операции двадцати минут.

С момента расшивания правой ветви от Y-образного разветвления никаких неточностей допускать было нельзя – от этого зависело снабжение кровью мозга.

«Больного мозга психопата», – подумал Фридер.

– Так могло продолжаться вечно, – продолжал разглагольствовать Трамниц. – Если бы я только не тронул эту шлюху. Однако мамаша начала собственное расследование и была близка к разгадке моего трюка с посылками. И тогда голоса приказали мне ее убить.

«Голоса, так я тебе и поверил», – мысленно отреагировал Фридер.

Он никак не мог взять в толк, почему психиатры и судьи так легко купились на эту явную ложь. Трамниц, без всякого сомнения, был одержим, но никак не мифическими невидимыми силами, которые якобы управляли его мыслями. Он был одержим жаждой убийства. И его место было не в психиатрической больнице, а в тюрьме. Или, еще лучше, в сибирском трудовом лагере.

Фридер прикрыл глаза, затем снова открыл их и взял поудобнее скальпель.

– Если бы я более аккуратно избавился от ее тела, то меня никогда бы не поймали. Такие вот дела. Ерунда какая-то, не правда ли?

Тут Фридер посмотрел на старшего врача Хопфа, который предостерегающе покачал головой, как бы говоря: «Не торопись и успокойся. Не допускай ошибки. Негодяй этого не стоит».

Едва сдерживаясь, чтобы не допустить непоправимой ошибки в проведении операции, Фридер все же сказал:

– Послушайте, я пытаюсь спасти вам жизнь. Почему бы вам взамен не проявить немного порядочности и не признаться во всех своих делах родителям, которым вы причинили так много боли и страданий?

– Если я не ошибаюсь, то вы намекаете на мою фигурку Люка Скайуокера, верно? – спросил Трамниц.

– Если уж вы выставляете свои трофеи открыто, то могли бы и признаться.

– О каком трофее речь? – хихикнул Трамниц. – Полиция постоянно спрашивала меня об этой фигурке, вот я и раздобыл себе одну, чтобы хотя бы знать, как она выглядит.

Фридер вновь посмотрел на своего ассистента, и тот, снова покачав головой, сказал:

– Перестань. Сейчас не самое подходящее время для уговоров.

Тогда Фридер тяжело вздохнул и, обращаясь к маньяку, произнес:

– Хорошо. Это действительно не имеет смысла. Просто закройте свою грязную пасть, пока мы работаем.

Однако в ответ Трамниц громко рассмеялся. Его шея пришла в движение, не позволяя сделать аккуратный надрез.

– А то что? Вы повредите мне гортанный нерв, как Флориану Бродеру?

Услышав такое, Фридер застыл как вкопанный.

«Как, черт возьми, Трамниц мог узнать об этом? – подумал он. – Это имя в прессе никогда не упоминалось. Ах да, он же, как и я, когда-то работал в Вирхове».

Слухи в этой клинике расползались быстрее, чем в Фейсбуке.

– Безобидное вмешательство в щитовидную железу, – продолжал между тем Трамниц. – Но в результате Бродер заработал двойной паралич голосовых связок и вынужден остаток жизни провести под аппаратом искусственной вентиляции легких. Я правильно говорю? А все потому, что накануне ночью вы, как всегда, заглянули на донышко бутылки.

– Не обращай на него внимания, Хартмут. К сожалению, мы не можем заставить его замолчать, – прошептал Хопф, но Трамниц его услышал.

– Хартмут? – рассмеялся он. – Я думал, что коллеги зовут вас «Фридер-вермут». Это прозвище вы вполне заслужили. А вермут вам нужен, чтобы придать себе храбрости, которой у вас не хватает. Кстати, а как сегодня? Тоже махнули стаканчик?

– Сейчас вы это узнаете, – яростно прошипел Фридер и рассек ему сонную артерию.

Патрик Винтер

Вонь, исходившая от Патрика, участникам родительского собрания, сидевшим на детских стульчиках, явно не понравилась. При его появлении одни из них, задыхаясь, широко открывали рот, другие отворачивались, а одна мамаша в вышитом цветочками кардигане, чей сын Эмиль ходил в так называемую «Солнечную группу», зажала нос.

Сам он запаха бензина уже не чувствовал, хотя и вонял, как бензоколонка, а может быть, еще хуже. И этот запах не смогли заглушить даже ароматические свечи, горевшие на полочках перед пестро размалеванными окнами.

– Добрый вечер! Не желаете присесть? – спросила старшая воспитательница Виктория.

Она была единственным обратившимся к нему человеком из числа присутствовавших. С момента, когда на входной двери он ввел код, который знали все родители, говорить приходилось только ему.

– Прошу прощения, прошу прощения, – как заведенный, повторял он, войдя в актовый зал, который обычно использовался для проведения различного рода мероприятий.

Сегодня же он сам стал предметом обсуждения среди круга лиц, насчитывавшего около пятнадцати человек, вздрогнувших при его появлении.

– Вы, конечно, не ожидали настоящего привидения? Верно? Я имею в виду, что на празднике Хеллоуина вряд ли кто-нибудь из вас сможет быть похожим на меня, – делано рассмеялся Винтер и провел рукой по пропитанным дождем и бензином волосам.

Он оглядел присутствовавших и заявил:

– Ну, ну, бросьте! Что случилось? Почему такие озадаченные лица? Ваши дети все еще живы!