— Историей о Повелителе Запада Кагеросе тиа Стэкла, я полагаю?

Драконица, приняв приглашение, вольготно расположилась в кресле, задумчиво перебрала струны лютни, придирчиво вслушиваясь в звук.

— Людям нравится придавать смерти огромное значение. И эта слабость вполне объяснима: нет ничего, ценнее жизни, и ничто не страшит сильнее, чем ее потеря — тем сакрален и занятен факт, когда одно мыслящее существо лишается своего бытия не в назначенный Древними срок, а по воле другого.

Селена на несколько секунд замолчала, неуверенно, словно вспоминая мелодию, коснулась струн.

— Мы желаем знать. Что двигало рукой убийцы? Какие мотивы толкнули его покуситься на священный дар жизни? Пустая выгода? Минутная вспышка ревности? Стальные оковы долга? Безумное желание на одно мгновение почувствовать себя богом, высшим существом, в чьем праве решать, жить другим или умереть?

В повисшей тишине тревожно звенело, затухая, эхо струн. Большой пес, дремлющий у камина, поднял голову и раздраженно заворчал. Селена продолжила.

— Мы хотим понять. Жертва добровольно кладет жизнь на алтарь… чему? Ради каких высоких идеалов человек способен отринуть самое дорогое, что имеет, отважиться уйти во тьму небытия? Разве есть что-то ценнее собственной жизни?

Бард окинула взглядом слушателей и подытожила.

— Поэтому нас пугает и притягивает война… это время низких убийц и высоких жертв, безумств и подвигов, настоящий пир смерти.

Селена снова перебрала струны.

— Однако мы отвлеклись, ведь речь шла о Альтэссе ветров. Поверьте, mii goldar hara, в смерти Повелителя Запада нет ничего примечательного. Подумать только! Один из могущественнейших драконов нашего времени, поставивший четверть мира на колени, был зарезан как свинья из-за того, что слегка заигрался и позволил себе недооценить свою добычу! Если чему и учит нас упомянутый нелепый эпизод — это не стоит уподобляться глупой кошке, балующейся с зубастой крысой, иначе рискуете лишиться не только обеда, но и жизни. Это очень скучный урок, не подходящий для баллады.

Нихамада кивала то ли в такт собственным мыслям, то ли соглашаясь с бардом. Заскучавшая Аара украдкой позевывала в ладонь и утирала пот со лба. Я понимала ее, тоже успев пожалеть о выборе вечернего наряда. Кто мог предположить, что в Северном Пределе придется страдать не от холода, а от духоты!

Имагар сидел с отстраненным видом, погрузившись в собственные мысли и предоставляя женщинам развлекаться, как им нравится. Он рассеянно, не слушая, отмахнулся, когда Аара что-то прошептала ему на ухо, и опомнился только после чувствительного щипка супруги.

— Простите, что перебиваю, леди Харэнар. Но подобные разговоры вряд ли подходят для нынешнего вечера.

— Да, конечно. Я слегка увлеклась: даже барды испытывают неестественный интерес к теме смерти. Или же вполне объяснимый, — Селена усмехнулась. — Ведь поэты берут гибель обычного человека и превращают ее в трогающую сердца историю, которая живет в веках. Но вы правы, лорд Имагар, сегодняшний вечер предназначен для иного, — Дамнат задержалась взглядом на мне. — Если позволите, я хочу рассказать вам одну старую легенду о жертвенности.

Драконица выплела сложный перебор, затем еще один и еще, наполняя комнату ненавязчивой мелодией. Песня лютни незримыми волнами катилась к стенам и потолку и, натыкаясь на препятствие, возвращалась обратно, чтобы слиться с новыми куплетами, вбирала посторонние шумы — потрескивание дров в камине, дыхание псов, их ворчание, скрип вертела, шорох одежд — делала эти звуки частью себя.

Следовало признать, с инструментом бард обращалась виртуозно. Под касаниями умелых пальцев рождалось настоящее волшебство. Непривычное, едва заметное, не похожее на силу, что храниться в крови драконов, но не менее влиятельное. Исконная магия мира, существовавшая, возможно, еще до появления Крылатых Властителей, либо же возникшая именно в тот миг, когда Хаос, Хронос, Рок и Шанс пришли в эти небеса, необратимо изменив их.

Слова ворвались в музыку неожиданно: казалось, Селена, увлекшись игрой с инструментом, и вовсе забыла про обещанную сказку.

«В одном маленьком городе, что отмечен не на всякой карте, жила юная девушка по имени… Имя ее, впрочем, не важно, но для удобства назовем героиню нашей истории Сария, что означает «радость».

Человеком Сария являлась совершенно непримечательным. Ростом не высокая, но и не низкая, на лицо не красавица, не уродина, не гений, но и не дурочка. Обыкновенная девушка пятнадцати лет и небогатого сословия, которые тысячами покидают тепло своих постелей с шестым ударом колокола, чтобы провести день в повседневных трудах и заботах.

Примечательной была лишь ее улыбка. Солнечная, искренняя, беззаботная — так способен улыбаться только тот, кто никогда в жизни не знал горя необратимых потерь. Гремела ли гроза, моросил ли дождь, заметала ли поля пурга, Сария с непритворной радостью приветствовала каждый новый день, открывала душу окружающему миру.

Возможно, улыбка нашей героини и впрямь оказалась немного волшебная. Когда люди видели ее, то забывали о минутных неурядицах, отпускали обиды и ссоры, и на душе у них потом долго царили неземные легкость и спокойствие. Поговаривали даже, что приносила она исцеление страждущим: несколько ободряющих слов, и больные скорее и охотнее шли на поправку».

Дамнат запнулась, смотря отсутствующим взглядом на собственные пальцы, ласкающие струны, точно не понимая, чем они заняты. Но почти сразу заговорила вновь, мимолетно сменяя мелодию со спокойной на тревожную.

«Там где есть свет, обязательно найдется и тьма.

Мерзкое чудище, порождение кошмаров Морок задумал украсть улыбку Сарии. Погасить солнце человеческой души. Безжалостным врагом ворвался в мир ее снов, чтобы терзать гнусными видениями, унынием и страхом и, лишив любого светлого чувства, обратить цветущие сады в топь безнадежности.

Не удалось чудовищу совершить задуманное зло. Нашелся у Сарии заступник — ее друг Алессо, что с детства был тайно влюблен в девушку.

Каждую ночь приходил Морок. Неизменно на его пути вставал доблестный рыцарь. И содрогался мир снов от жестокой сечи. Но хоть было коварно, многолико и сильно чудище, не могло оно одолеть защитника и отступало перед рассветом.

Пробуждаясь утром, Сария счастливо улыбалась наступившему дню, не боясь, что он может обернуться последним, не ведая о яростной и незримой битве, которая, не задевая, бушевала округ. А защитник ее устало улыбался в ответ, скрывая полученные раны.

Ни словом, ни жестом не показывал Алессо любимой, как ему трудно и больно. Знал, будет та искренне тревожиться за него, слезно просить отступиться. Сама отдаст себя во власть чудовища, пожертвует собой, лишь бы не страдали другие.

Больше смерти боялся рыцарь, что погаснет волшебная улыбка Сарии. И потому молчал.

Много раз сражались Морок и Алессо, сотни ночей длилась их битва, и все-таки сумел рыцарь победить чудовище, окончательно уничтожить его. Но и сам был ранен ударом ядовитых когтей. И погиб».