И даже Лаки не сумеет ей помешать.

В последнее время Ирма Бонар все чаще думала о том, чтобы завести любовника. Ей уже исполнилось тридцать два, и она была не прочь хоть чем-то заполнить пустую, одинокую жизнь, которую она проводила в окружении слуг и охранников в огромном поместье неподалеку от Мехико-Сити. Именно здесь, решил муж Ирмы Энтони, она должна оставаться, пока он будет разъезжать по свету и делать все, что пожелает.

Энтони Бонар был тяжелым человеком. Тяжелым, самодовольным и властным. Типичный самодур, да еще с закидонами. Вскоре после рождения детей он решил, что больше не будет спать с Ирмой, и ей это совсем не понравилось. За первые несколько лет, прожитых с ним в браке, она успела привыкнуть к яростному, почти жестокому сексу в исполнении Энтони, и теперь ей было непонятно, почему он вдруг решил положить конец их близости. Она несколько раз пыталась выяснить это, но муж всякий раз придумывал какой-то предлог. Причиной номер один была непонятная язвочка у него на члене; Энтони якобы не знал, что это такое, и не хотел заниматься с ней сексом, пока болячка не пройдет.

Но однажды Ирма тщательно осмотрела его мужское достоинство и ничего не обнаружила.

«Она там, — настаивал Энтони. — Так что, если не хочешь подхватить какую-нибудь заразу — слушай, что тебе говорят».

Испугавшись, Ирма на время забыла о своих притязаниях. Она почти поверила, что у него герпес или что-то подобное. Прошло, однако, совсем немного времени, прежде чем Энтони, поссорившись с любовницей, приехал домой в крайне возбужденном состоянии и, ни секунды не колеблясь, заставил Ирму взять свой якобы пораженный язвой орган в рот. После этого случая герпес перестал быть достаточно весомым аргументом, и Энтони придумал другой. Он сказал Ирме, что, по словам его врача, уровень тестостерона у него в организме резко упал и ему придется на неопределенное время отказаться от секса.

Постепенно до Ирмы все же дошло, что ее драгоценный муж больше не хочет заниматься с ней любовью и что она сможет быть с ним, только когда Энтони самому этого захочется, что происходило крайне редко и всегда либо поздно ночью, либо рано утром, пока она еще спала. Ирме это было особенно обидно еще и потому, что во всех случаях, когда муж все-таки снисходил до близости с ней, он никогда не кончал в нее. Несомненно, Энтони решил больше не иметь детей, считая, что двоих ему вполне достаточно.

В конце концов Ирма поступила именно так, как он и ожидал, целиком сосредоточившись на детях. Она ревностно следила за тем, чтобы Эдуардо и Каролина получали все самое лучшее, а также занималась украшением многочисленных домов и квартир, но как только очередное жилище оказывалось подобающим образом обставлено, Энтони отсылал ее назад, в Мексику, ибо ему хотелось, чтобы она жила именно там. Он часто повторял, что любит особняк в Мехико-Сити больше всего, но Ирма не могла не задаться вопросом, почему в таком случае сам он не живет там постоянно. Энтони действительно бывал в Мексике лишь наездами, тогда как сама она была вынуждена проводить в четырех стенах все свое время, не имея поблизости ни одного человека, с которым можно было бы просто обменяться несколькими словами.

Все дело было в том, что Энтони не разрешал ей заводить знакомства, хотя во время своих нечастых приездов домой неизменно окружал себя «любящими друзьями» или прихлебателями, как называла их про себя Ирма. В подавляющем большинстве случаев это было несколько супружеских пар из числа высокопоставленных мексиканских чиновников, которых он каждый раз приглашал в гости. Одна из женщин, правда, была американкой, но Энтони строго-настрого запретил Ирме общаться с ней, пока его нет дома.

«Почему?» — спросила Ирма.

«Потому что я не хочу, чтобы кто-то посторонний узнал о моем бизнесе, — отрезал Энтони. — Научись жить одна, Ирма. Считай, что это мой приказ».

Когда дети немного подросли, Энтони решил, что они должны учиться в Соединенных Штатах. Поначалу Ирма обрадовалась — ей уже давно не терпелось вернуться на родину. Но относительно нее у Энтони имелись другие планы.

«Ты никуда не поедешь, — заявил он ей не терпящим возражений тоном. — Ты останешься в Мексике. Здесь наш основной дом, следовательно, и твое место — здесь».

«Как же так, Энтони? — удивилась Ирма. — Разве я не должна быть с детьми? Они еще маленькие, и я им нужна!»

«Даже не думай! — оборвал муж. — Дети быстро растут, к тому же я уже нанял женщину, настоящую английскую няню, которая будет следить, чтобы они хорошо питались и делали свои домашние задания. К тому же в Майами за ними присмотрит Франческа. А сюда они будут приезжать на каникулы».

Ирма была в ярости. Эта старая ведьма, бабка Энтони, будет жить в Штатах, тогда как ей придется торчать в этой богом забытой Мексике! Это было дьявольски несправедливо, но спорить она не осмелилась. Энтони отличался бешеным темпераментом, и Ирма давно научилась не выводить его из себя.

Да, Энтони Бонар был не просто тяжелым в общении властным диктатором — он был еще и скандалистом. Бурные сцены были нередки в их доме, причем кричал он не только на Ирму, но — если у него было плохое настроение — даже на Франческу. Та, впрочем, не оставалась в долгу и вопила так, что хоть уши затыкай. Ирме порой казалось, что бабушка и внук получают от этих словесных баталий некое извращенное удовольствие. Самой же ей подобный способ выяснения отношений никогда не нравился, и за много лет она так и не сумела привыкнуть к ритуальным обрядам семьи Боннатти, которые, впрочем, неизменно заканчивались пространными извинениями и признаниями в вечной любви. В отношениях между бабушкой и внуком Ирме чудилось нечто болезненное, однако она старалась не вмешиваться, боясь, как бы они оба не накинулись на нее. Самым лучшим в ее положении было помалкивать, и она старательно придерживалась этой тактики, хотя молчание далеко не всегда ее спасало.

* * *

Энтони Бонару часто казалось, что, если бы не дети, он давно бы развелся с Ирмой и женился на своей любовнице Эммануэль. Она была столь хороша в постели, что порой ему даже не верилось, что эта дикая кошка с ненасытным сексуальным аппетитом принадлежит ему. Двадцатилетняя модель из Майами и в самом деле обладала телом, за одно прикосновение к которому любой мужчина, если он только не педик, мог убить, не задумываясь. Эммануэль нисколько не напоминала тощих гордячек, надменно вышагивающих по подиуму в идиотских платьях, которые не наденет ни одна нормальная женщина. Она была моделью другого рода. Фотографии Эммануэль украшали собой обложки таких известных журналов, как «Стафф» и «Максим», а ее светлые кудри и силиконовые груди были известны всем мужчинам к северу от Рио — города, где появился на свет этот сексуальный бесенок.

Энтони впервые увидел ее полгода назад в одном из элит-клубов. Эммануэль пришла туда с известным, но почти разорившимся киноактером, который плотно сидел на кокаине и был не прочь при случае разнообразить свою сексуальную жизнь в обществе смазливых мальчиков. Бросив на девушку один-единственный взгляд, Энтони сразу решил, что она должна принадлежать ему, и, не тратя времени даром, начал наступление сразу на всех фронтах. Первым делом он поселил Эммануэль в роскошной квартире, потом купил ей новенький «Мерседес», осыпал ювелирными украшениями и шикарными тряпками.