– Я, быть может, и милая, но только не для вас…

– Че, Женька, может, отломим ему пару пальчиков? – предложил Курилов и взял со стола массивный столовый нож. – Или отрежем левое ухо… нет, лучше правое. А то из левого у него волосы растут.

– В «Джентльмене удачи» вы говорили совершенно иное, – продолжала я, не обращая внимания на реплику Курилова, впрочем, заключавшую в себе вполне рациональное зерно. – Не буду повторять, только скажу, что мне известно каждое слово вашей беседы с Докукиным.

Ольховик повернул голову, насколько позволяло ему дуло пистолета, и посмотрел в сторону Коли, который все еще сидел под столом и нервно грыз обглодок яблока. Нельзя сказать, что взгляд Леонида заключал в себе хоть малую толику доброжелательности.

– Колись, Леня, – посоветовал ему Курилов, а потом, наклонившись к Докукину, окинул смеющимся взглядом посеревшее от страха длинноносое лицо Коли и его трясущиеся щупленькие плечи. – Женька, это что, и есть твой старинный друг?

– Угу… друг.

И в тот момент, когда я произнесла эту лаконичную фразу, рука Ольховика скользнула по стене и коснулась маленькой матово-белой прямоугольной панели – то ли стеклянной, то ли пластиковой, – которую я первоначально приняла за новую модификацию розетки.

И тут меня словно прожгло ослепительным языком пламени. Потому что глаза Леонида холодно блеснули, и он с силой ударил по панели, она хрустнула и вдавилась в стену, а под ней оказалась маленькая серая кнопка.

– А, гнида! – проскрежетала я и с силой ткнула пистолетом ему в челюсть. Он упал, молча, страшно, ни на секунду не отрывая от меня застывшего взгляда, в котором плясала упругая, гулкая, молодая злоба.

– Это сигнализация, – быстро проговорил Курилов, выволакивая из-под стола окончательно онемевшего Докукина с трясущейся, как у китайского болванчика, головой. – Хитрая тварь, вызвал-таки… уматываем отсюда, сейчас тут будет куча народу.

С него в мгновение ока слетел весь скоморошный задор, а губы плотно сомкнулись, образовав твердую, жестокую складку, когда он подошел к Ольховику и со всего размаху пнул его ногой.

Я подхватила болтающегося, как любитель алкоголя в день рождения Мао Цзэдуна, Николая Николаевича, и бросила:

– Через окно!

* * *

Когда несколько охранников ворвались в помещение, где, отплевываясь кровавой слюной, с пола уже вставал, придерживая челюсть, их шеф, – они недоуменно остановились на пороге, не понимая, кто мог проникнуть в спорткомплекс и нанести такие явственные, хоть и определенно нетяжелые побои Ольховику и его телохранителю и, по сути дела, правой руке Спиридону, который, как всем им известно, был мастером спорта по боксу и в свое время провел несколько боев в первенстве России в полутяжелом весе.

– Ушли? – прохрипел Леонид, морщась от боли в разбитой челюсти.

– Кто? – выдавил один из охранников.

– А… да все равно. Не вам их ловить, болваны. Мангуст… Мангуст прикатил на очередную гастроль.

– Мангуст? – переспросил бритый парень с большой круглой головой, и по его широкому лицу прокатилась плохо скрытая тревога. – Курилов, что ли?

– А-а, – простонал Ольховик. – Чего уж там… и с ним какая-то телка… ему под пару. Нашел шакал волчицу… Да… Где Спиридон?

– Да вон он, на полу… с проломленным чердаком.

– А, ну да, – с трудом выдавил шеф, массируя скулу. – А Остап? Где Остап?

Ответом ему было лишь неопределенное пожатие плеч. Потом один из парней тупо заглянул под стол, за холодильник и даже зачем-то в бар и произнес:

– Его тут нет.

Ольховик, тяжело ступая, направился к двери, ведущей в сауну, и резким ударом ноги распахнул ее.

И увидел то, что, в принципе, планировалось изначально… но не в такой момент.

На краю маленького бассейна сидел Остап. На его обычно угрюмом лице плавало слепое, полнокровное наслаждение, он даже прикрыл глаза, словно боясь расплескать его. По здоровенному телу парня время от времени пробегали смятые конвульсии мучительного, будоражащего удовольствия… он жмурился и время от времени издавал раскатистый мурлыкающий звук, который с тем же успехом воспроизводится на свет божий сытым, умиротворенным жирным котом.

Причиной всей этой истомы, кажущейся такой оскорбительно неуместной на фоне последних событий, была Анжела, которая, приспособив к своей ротовой полости внушительный агрегат бандита, поддавала – вероятно, с перепугу – такого орального секс-жару, что Остапа просто переклинило и заколбасило. Вероятно, никакая минетных дел мастерица доселе не ублажала его так виртуозно.

В глазах Ольховика появилось неуловимо жуткое выражение, которое, несомненно, отбило бы у его подчиненного тягу к плотским удовольствиям дней этак на пять, увидь он лицо своего шефа.

– Вот до чего доводит неуемная тяга к беспорядочной половой жизни, – потемнев лицом, тихо, но внятно проговорил Леонид и, когда тело Остапа выгнулось в преддверии накатывающегося оргазма, выхватил из кобуры рядом стоящего охранника пистолет и дважды выстрелил прямо в голову своему недавнему работнику. Так опростоволосившемуся. Не заметившему ни позора своего шефа, ни того, как внезапно и неотвратимо рухнула на него смерть.

Хотя оргазм многие тоже любят сравнивать с маленькой смертью…

Мы выскочили из спорткомплекса, выпрыгнув из бокового окна второго этажа, и бросились к докукинскому «Хендэю». На бегу Коля путался в нижних конечностях, как будто у него их было не две, а, скажем, восемь, но тем не менее передвигался с такой поразительной скоростью, что добежал до своего стоявшего метрах в семидесяти от «Святогора» автомобиля, опередив меня едва ли не на треть общей дистанции.

При этом он так смехотворно разбрасывал на бегу длинные сухие ноги и так уморительно размахивал руками, что, несмотря на серьезность сложившейся ситуации, я не смогла удержаться от отрывистого, вырывающегося из меня как бы фрагментами смеха.

Докукин на полном ходу врезался в боковую дверцу машины, густо икнул, с его переносицы сорвались очки и, хрястнув о крышу кузова, нырнули в сгущающийся полумрак подворотни. Сам же их хозяин сдавленно простонал и, схватившись за ушибленное колено, коротко взвыл, опустившись прямо на асфальт.

Тут подоспела я. Схватила Колю за шкирку и буквально впихнула в салон, как четверть часа назад сделал то же самое с разговорчивой путаной Светой Курилов.

Кстати, о Курилове. Я только успела свалиться на водительское кресло и наскоро перевести дух, как сбоку подрулила черная «Ауди», и в приоткрывшемся окне показалась темноволосая голова Кости.

– Ну че, куда направляемся… агент Никита? – спросил он, не стирая с лица белозубой улыбки.

– А ты что, с нами? – машинально спросила я, как всегда, выудив из его вопроса немалую порцию едкой иронии.