Я принялась перебирать в уме одну идею за другой и нашла беспроигрышный, на мой взгляд, вариант. Мы гуляли по Барселоне – я и внезапно предложила мужу отправиться в Венецию на машине.

– Но это же больше тысячи километров?! – изумился Хуанки.

– Ну и что? Я в Киев доезжала из Москвы за день, а это восемьсот с лишним километров. Мы можем останавливаться по дороге и ночевать в городах, которые я еще не видела. Смотри: Марсель, Ницца, Генуя и Венеция. По пути заедем на озеро Гарду. – Я показывала ему маршрут на экране телефона.

– Ты сумасшедшая, но за это я тебя и люблю, – восхитился он. – Есть только одна проблема.

– Какая?

– У тебя нет документов. Только бумага, разрешающая тебе перемещаться по территории Испании, не покидая ее пределов. – Муж попытался вернуть меня на землю.

– И? Ты когда-нибудь видел, чтобы на дорогах внутри Евросоюза проверяли документы?

– И еще машина принадлежит банкам.

– Ну и что? Испанским, не итальянским же, – рассмеялась я в ответ.

В итоге мы двинулись вдоль побережья. Зимой Лазурный берег выглядел заброшенным. Полупустые рестораны и улицы, тихие угрюмые пляжи – все они казались мне очень похожими.

В Ницце мы объелись устрицами и покатались на чертовом колесе (его тогда еще не демонтировали). Хуанки явно начал отходить от нашей жизни в Северной Африке.

Генуя поразила меня красотой и величием, неким специфическим духом. Мы побродили по улицам, но совсем недолго: сразу после обеда надо было выдвигаться, потому что вечером нас ждали апартаменты в Венеции. Мы нашли маленький уютный ресторан и заказали еду. Увы, обслуживали там очень медленно. К тому времени, когда наш заказ соизволили принести, я уже умирала от голода. Не выдержав, я вгрызлась в хрустящую корочку хлеба. Раздался треск. «Мой зуб!» – воскликнула я. Обломилась почти половина. Только я могла сломать зуб о свежий хлеб!

В Венецию мы приехали поздно вечером. Я часто здесь бывала, и этот город ни разу не обманул моих ожиданий. Никогда не понимала тех, кто жалуется на неприятный запах от воды или на промозглую погоду. Для меня Венеция неизменно оставалась прекрасной. Я знала каждую улочку, каждый канал.

Хуанки ходил, восхищенно оглядываясь по сторонам; Катя жаловалась, что все какое-то обшарпанное. Я взяла ее за руку, села рядом с ней на набережной, показала возвышавшийся напротив дворец, тускло подсвеченный желтоватыми фонарями, и сказала:

– В увядании и есть главная прелесть Венеции. Она как осень. Каждая трещинка этого дома несет в себе кусочек его истории. Все эти потертости и осыпающаяся штукатурка говорят о том, что дом выстоял, хотя ему пришлось нелегко. Здесь каждый камень дышит прошлым. Гулять по Венеции все равно что путешествовать во времени: наверняка на этой улице ничего не изменилось за последнюю сотню лет. Запомни это, пожалуйста. В старости тоже присутствует красота. Когда-нибудь и ты состаришься, и к тому времени ты должна научиться ощущать себя красивой, несмотря на возраст и морщины. Наоборот, именно они украсят тебя, они станут символом того, что ты через многое прошла, но выстояла.

Я заглянула дочке в глаза. Мне показалось, что она поняла меня. По крайней мере с тех пор она больше не жаловалась на обшарпанные здания ни в Венеции, ни в каком-либо другом уголке мира, а наоборот, стала привлекать мое внимание к старинным постройкам, которые ей понравились.

Наши апартаменты располагались на узкой улочке недалеко от канала. Квартира была просторной и чистой, тем не менее чувствовалось в ней что-то зловещее. Картина, нарисованная в нише на стене гостиной, напоминала портал в параллельный мир. В спальне стояла кровать с пологом. Снаружи не доносилось ни звука. Когда я впервые вошла внутрь, мне стало не по себе.

Мы часами гуляли по городу, катались на гондоле и вапоретто – маршрутных теплоходах (других видов общественного транспорта в Венеции нет). На обед покупали всякую ерунду, чтобы не тратить на еду слишком много денег: рестораны здесь всегда были недешевыми.

Накануне отъезда я повела семью по своему любимому маршруту. Сначала – к собору Санта-Мария-делла-Салюте. Его построили в конце XVII века в честь окончания эпидемии чумы, от которой погибло более трети населения города. Собор знаменит тем, что для его строительства использовали свыше миллиона деревянных балок. Он возвышается над городом, и его видно из разных точек Венеции. Если затем пройти вперед, до конца косы, доберешься до большой воды; оттуда открывается прекрасный вид на площадь Святого Марка. На краю косы стоит мальчик с лягушкой – белоснежная скульптура, работа какого-то современного художника. Сюда я обычно прихожу, чтобы выпить принесенный с собой «Беллини» – традиционный местный коктейль, который готовят из персикового пюре и просекко – итальянского шампанского.

День выдался холодный, но мы с Хуанки распили бутылку «Беллини». Я была абсолютно счастлива. Наверное, то был один из последних дней, когда я так себя чувствовала. Я смотрела на воду, и радость переполняла меня. Хорошо помню, как Хуанки сказал:

– Меня поражает в тебе то, что ты способна так радоваться, просто созерцая воду.

– В солнечных бликах на воде я вижу свое прошлое, настоящее и будущее, – ответила я.

Он поцеловал меня.

Тем временем зуб, сломанный в Генуе, с каждым днем болел все сильнее. В день перед отъездом я не могла ни спать, ни есть. Мы решили найти англоговорящего стоматолога на озере Гарда, потому что в Венеции с нас наверняка содрали бы втридорога. Когда мы добрались до места, я страшно обрадовалась, увидев объявление: «Кабинет стоматолога. Мы говорим по-английски». Мы сразу рванули туда.

Врач держалась очень приветливо, а из ее кабинета открывался невероятный вид: все озеро Гарда лежало передо мной, как на ладони. Я подумала, что за красоту определенно придется доплатить. Так и произошло: 500 евро за один зуб. Меня едва инфаркт не хватил, но другого выхода не было. До Испании я бы не доехала. Когда я вышла из кабинета, то увидела, что Катя плачет, а Хуанки сидит мрачнее тучи.

– Что случилось? – заволновалась я.

– Она крутила своего резинового уродца, он лопнул, и весь пол в приемном покое покрылся слоем цемента. Мне пришлось убирать, – злобно отозвался муж.

Тут надо заметить, что на днях я купила Кате резинового шалтая-болтая, набитого цементом. Его можно вертеть как хочешь, и дочка всю дорогу сосредоточенно теребила игрушку.

– Он сказал: «Гато капут», и провел рукой по своей шее, – всхлипывала дочь. Катя уже хорошо понимала испанский, но Хуанки, очевидно, решил объясниться с ней более доходчиво. Вероятно, речь шла про дышащего кота, которого мы тоже купили ей в Венеции.