— В немецких источниках о ней пишут скромно. Летали на огромных высотах, фотографировали. И всё. Кто летал? Куда? Что за эскадрилья Ровеля? Сначала Гитлер вроде бы приказал ей не нарушать границы СССР, чтобы не навести на мысли о несоблюдении пакта. Потом, ближе к лету 1941-го все прежние ограничения снял. Если верить слухам, которые так и хочется назвать нелепыми, то эскадрилья Ровеля долетала чуть ли не до Москвы. Прямо юный авиатор Руст.

— Да, есть еще над чем поработать нашим исследователям, в том числе и историкам разведки. И действительно существуют сделанные пилотами Ровеля фотоснимки Ленинграда. Но вот появился наш летчик Михаил Алексеев и на экспериментальных моторах истребителя И-16 стал подниматься на высоты, близкие к немецким. И вдруг в одном из полетов погиб. Тут к инженеру-испытателю старшему лейтенанту Рудольфу Шмидту начали подкатываться не немцы, а японцы и живо интересоваться судьбой Алексеева. Ведь Шмидт по легенде работал в Филях, на заводе, построенном немцами. Их теперь здесь нет, но, кто знает, возможно, и оставили после себя агентов или людей, им чем-то обязанных? По всем признакам через любопытных японцев действовали осторожные немцы. Кузнецов сообщил начальству о возникшем интересе, выдал японцам полуправдивую и устроившую их версию. Правда, может, завысил потолок, которого достигал Алексеев. Однако что произошло на самом деле с Алексеевым, как он погиб, неизвестно.

Лингвист от матери-природы

— Теодор Кириллович, а что это за путаница с именами Кузнецова? Существует миф, будто придя в разведку, он получил новое имя.

— А вот это не совсем миф, только НКВД здесь ни при чем. Кузнецов родился 27 июля 1911 года в деревне Зырянка Камышловского уезда Пермской губернии. При рождении был наречен Никанором, по-домашнему — Ника. Имя Никанор парню не нравилось, и в 1931 году он сменил его на Николая. Но какая-то путаница, разночтения действительно оставались. Друг юности Кузнецова Федор Белоусов рассказывал мне, что когда родные и однокашники Николая Ивановича узнали о присвоении звания Героя Советского Союза некому Николаю Кузнецову, то думали, речь идет об однофамильце. Даже сестра Лидия и брат Виктор долгое время оставались в неведении. Полагали, будто он пропал без вести. Ведь точного подтверждения его гибели не было: даже в указе не писали, что «посмертно». Все-таки оставались несмотря ни на что какие-то слабые надежды, что разведчик отыщется. И в Москве истинная биография Кузнецова была настолько засекреченной, что Грамота Президиума Верховного Совета о присвоении ему звания Героя так и осталась неврученной его родным. В конце войны она вообще затерялась, и только в 1965 году изготовили ее дубликат.

— Некоторые биографы Кузнецова считали, что Николай Иванович якобы этнический немец, выходец из немецкой колонии, которых до Великой Отечественной войны было множество. Этим и объясняли великолепное знание языка.

— Отец его Иван Павлович, как и мать Анна Павловна — люди исконно русские. Служил отец до революции в гренадерском полку в Санкт-Петербурге. А в гренадеры слабаков не брали. Тянул лямку семь лет. За меткую стрельбу был пожалован призами от молодого царя Николая II: привез часы, серебряный рубль и голубоватую кружку с портретами императора и императрицы. Однако никаким дворянином, белым офицером не был: сражался в Красной армии у Тухачевского, потом у Эйхе. Бил колчаковцев, дошел аж до Красноярска, но подхватил тиф и был уволен в 45 лет, как написал писарь Пятой армии Восточного фронта, «во исполнение приказа в первобытное состояние». И не кулак, как утверждают иные бытописатели. Когда Николай Кузнецов был обвинен в том, что скрыл сведения о зажиточном своем семействе, и исключен за это из комсомола, его мать передала сыну справку. Даже в то смутное время местные власти не побоялись подтвердить: «Кузнецов Иван Павлович при жизни своей занимался исключительно сельским хозяйством, торговлей не занимался и наемной силы не эксплуатировал».

— Откуда у Кузнецова такие способности к языкам?

— А от все той же природы. Мальчик из уральской деревни Зырянка с 84 дворами и 396 жителями овладел в совершенстве немецким. Лингвистом Николай Иванович Кузнецов был гениальным. Да и повезло ему несказанно с учителями иностранного. Так сложилась судьба — в его глухомань, откуда до ближайшего уездного городка 93 версты, занесло образованных людей, которым бы преподавать в гимназиях, а набирался, к счастью, у них знаний деревенский паренек Ника Кузнецов. В Талицкой школе-семилетке немецкий и французский вела Нина Николаевна Автократова. Образование школьный преподаватель далекого уральского селения получила в свое время в Швейцарии. Увлечение Кузнецова языками считали блажью. И потому загадочной казалась одноклассникам его дружба с преподавателем труда Францем Францевичем Явуре-ком — бывшим военнопленным, осевшим в тамошних краях. Нахватался разговорной речи, живых фраз и выражений из солдатского лексикона, которых в словаре интеллигентнейшей учительницы и быть не могло. Много болтал с провизором местной аптеки австрийцем Краузе. Когда работал в Ку-дымкаре, на удивление быстро овладел коми, трудным, как и все языки угро-финской группы. Даже стихи на нем писал, о чем проведали вездесущие чекисты. Проучившись всего год в Тюмени, вступил в клуб эсперантистов и перевел на эсперанто свое любимое «Бородино» Лермонтова. В техникуме наткнулся на немецкую «Энциклопедию лесной науки», которую до него никто не открывал, и перевел на русский. А уже в Свердловске, где работал как секретный агент, сошелся с актрисой городского театра — полькой по национальности. Результат романа — владение польским языком, который ему тоже пригодился. В партизанском отряде «Победители», действовавшем на Украине, заговорил по-украински. Испанцы, служившие в лесах под Ровно в отряде Медведева, вдруг забеспокоились. Доложили командиру: боец Грачев понимает, когда мы говорим на родном языке, он не тот человек, за которого себя выдает. А это у Кузнецова, с его лингвистическим талантом, открылось и понимание незнакомого до того языка. В немецком множество диалектов. Помимо классического Кузнецов владел еще пятью-шестью. Это не раз выручало обер-лейтенанта Зиберта при общении с немецкими офицерами. Понятно, что для нелегала Кузнецова, действовавшего под легендированной биографией, встреча с уроженцем того немецкого города, где якобы и родился разведчик, была бы почти что крахом. Кузнецов-Зиберт, быстро уловив, из какой части Германии родом его собеседник, начинал говорить с легким налетом диалекта земли, расположенной в другом конце страны.

— А, возможно, у земляков разговор пошел бы откровеннее?

— Самое страшное для разведчика-нелегала нарваться на земляка: а кто у тебя в нашей любимой школе преподавал химию? И вот он провал, совсем близко. В Германии-тο Кузнецов никогда не бывал.

Явление обер-лейтенанта Зиберта

— А как возник обер-лейтенант Пауль Зиберт?

— Почти год Кузнецов томился у нас в тылу. Возмущался, писал рапорты, просился на фронт.

— Мне рассказывали, что Николай Иванович еще до «Победителей» успел побывать в тылу у немцев. Но рассказ — смутный, мне не совсем понятный. Упоминалась разведывательная операция в районе Калинина.