Майор СС Ортель не успел продвинуться в разработке обер-лейтенанта Зиберта. Планы привлечь его к какой-то секретной работе, отправить в Тегеран… не осуществились из-за нехватки времени.

А что же было с Ульрихом фон Ортелем дальше? Он успешно сымитировал собственную смерть — застрелился. Зачем это нужно было эсэсовцу, осталось неизвестно.

Однако Ортель действительно появился в Тегеране. Готовившаяся им и Скорцени операция «Длинный прыжок» была сорвана советской разведкой.

Место гибели известно

И вновь возвращаюсь к беседе с Теодором Кирилловичем Гладковым.

— В марте 1944-го Кузнецов был убит бандеровцами. И сколько же самых невероятных версий высказывается по поводу гибели.

— История его гибели действительно запутана. Давайте придерживаться единственно, на мой взгляд, правдивой версии… Отряду Медведева под Ровно делать было уже нечего: немцы оттуда отступали. Кузнецову дали задание выехать во Львов, уничтожить губернатора Галиции. Не получилось, тот заболел, и Кузнецов из автоматического пистолета убил вицегубернатора Отто Бауэра и высокопоставленного чиновника Гейнриха Шнайдера. А потом при невыясненных обстоятельствах проник во львовский штаб военно-воздушных сил, тремя выстрелами в упор уничтожил подполковника Петерса и ефрейтора. Что он делал в том штабе? Выяснить мы не можем, рассказать об этом Кузнецов не успел никому. Видимо, немецкий подполковник умер не сразу, ибо успел сказать, что стрелял в него офицер Зиберт.

Это последнее покушение в штабе немецких ВВС не было никем санкционировано. Лукин мне клялся и божился, что такого задания Кузнецову не давали. Может быть, разведчик решил напоследок хлопнуть дверью? Его обер-лейтенант Зи-берт уже вызывал определенные подозрения. Офицера в таком звании искали, проверяли всех поголовно. И тогда доктор Цес-сарский из отряда Медведева повысил его в звании, вписал в офицерскую книжку «гауптман». Однажды Кузнецов, который чудом избежал ареста после проверки документов, сам, по собственной инициативе «помогал» немцам: требовал документы у проезжавших по той же дороге, задавал вопросы, изображал из себя бдительного офицера. Но, скажу я вам, были и подозрения, что его выдала одна арестованная подпольщица.

— Кто же это?

— Нехорошо говорить. Женщины давным-давно в живых нет. А предполагалось, что Кузнецов осядет во Львове. Ничего не получилось. Отсидеться было негде. Явки, которые ему дали, уже не существовали: человек или погиб, или был арестован, а то и сбежал. Кузнецов совершил другие акты возмездия. Надо было уходить, и он вырывался из Львова, из сжимавшегося кольца, но надежные документы имел только шофер Иван Белов, а верному другу Яну Каминскому и самому Николаю Ивановичу взять их было негде.

А его уже ждут на всех выходах, повсюду повальные обыски, засады. В местечке Куровицы — заслон. Впечатление, что ловили именно его: обычным КПП командовал не лейтенант и не капитан, а майор. У немцев такого не бывало. Оставалось — только прорываться. Они рванули через шлагбаум, убили немецкого майора Кантора, уничтожили патруль. Вдогонку им влепили автоматную очередь, пробили шины. Проехали метров двести на спущенных и — в лес. Машину с простреленными колесами пришлось бросить. Это — март, а фронт под Львовом неожиданно остановился. Что там творилось? Наши войска где-то вырвались вперед, где-то остановились, шляются бандеровцы, отряды еврейской самообороны, стихийные отряды из наших окруженцев и партизан. Лес, скитания, их обложили, ну нет выхода.

— Можно же было где-то остановиться, переждать, затаиться.

— Не мог он, уже не мог. Рвался к своим. Они наткнулись на отряд еврейской самообороны. Те жили в бараках, успели обустроиться. Но в отряде — тиф. Там же встретил двух знакомых разведчиков из медведевского отряда. И они тоже — тифозные. Оставаться — рискованно: тиф валил наповал. Двум знакомым по партизанскому отряду Кузнецов сказал без утайки: постараемся выйти к линии фронта, ведь Красная армия наступает. Откуда ему было знать, что фронт неожиданно остановился.

Кузнецову выделили проводника — бойца отрада местного парня Самуэля Эрлиха. Парнишка тот был смышленый, знал все лесные тропинки. И повел он вроде бы в нужном направлении, к линии фронта. Довел Николая Ивановича и двух его ребят до нужной точки и благополучно возвратился в свой отрад. Больше никто из свидетелей с нашей стороны Кузнецова живым не видел. Что, как полагал Дмитрий Николаевич Медведев, вовсе не свидетельствовало о его гибели. Бывало, выбирались его люди из передряг и похлеще.

— Кузнецов так и шел в немецкой военной форме?

— Да, только отпорол погоны. Очень боялся погибнуть при переходе линии фронта от пули своих. И приготовил пакет, в котором был подробнейший отчет и подпись «Пух». Под этим именем в отраде Медведева его не знали. Как Пух был он известен только высшему командованию, точнее — генералу Федотову.

— Тому самому, что участвовал в начале 1920-х годов в операции «Трест»? Соратник организатора советской внешней разведки Артузова?

— Именно. И Федотов, в конце концов, этот отчет передал в Четвертое управление, возглавлявшее всю эту партизанскую борьбу на временно захваченных немцами территориях. Но была сложность, мною уже упомянутая. Кузнецов полагал: при переходе его могут убить свои.

— Неужели нельзя предусмотреть каких-то паролей, знаков?

— Но как? Самое трудное в разведке в военных условиях — это возвращение. Были случаи — гибли на этом последнем этапе.

— Мне об этом не раз говорил генерал Дроздов, возглавлявший десятилетия спустя нелегальную разведку. Возвращение может стать, и становилось, этапом еще более сложным, чем вступление в жизнь под новой легендированной фамилией. Тут всего не предусмотришь.

— Известный фронтовой разведчик, писатель Овидий Горчаков рассказывал мне, как его три раза зверски избивали, когда он возвращался к своим. Говорите, подать условный знак? Но какой, для кого он, этот условный знак? С кем и когда могли условиться? Горчаков кричал, молил: я — военный разведчик, ребята, что вы делаете? Один раз уже думал — конец, не отдышаться. Так и с Кузнецовым.

И вот что мне удалось установить. Вышли они втроем на хутор Борятино и там издалека увидели людей в военной форме. Кузнецов послал Белова к крайней хате. Тот постучался, спросил: войска есть? И ему сказал, что есть, только не ваши, а с зирками, то есть со звездочками.

— Наша Красная армия?

— Это были бандеровцы. А Кузнецов и его ребята приняли их за своих: бандеровцы были переодеты — этот прием они, мерзавцы, часто применяли — в советскую военную форму. Стычка, бой, пальба — и Николай Кузнецов и двое его ребят убиты.

— А как же история о том, что, не желая сдаваться в плен, Кузнецов, окруженный бандеровцами, взорвал себя противотанковой гранатой?

— Она меня больше всего угнетает. Ну, представьте себе — как это возможно? Граната должна с силой удариться о броню. Нет, всё это вранье.

— А что правда?

— Правда то, что пакет с донесением, подписанный «Пух», попал к бандеровцам. И только тогда те поняли, кого они убили. И началась торговля. Сообщили немцам, что разведчик взят полуживым, и в качестве доказательства дали отчет. Поставили условие: в обмен на Пуха — Зиберта освободить арестованных детей и жену одного из своих главарей Лебедя. Бендера был под арестом, и Лебедь его фактически замещал. В конце концов немцы согласились и обещание выполнили, улучшили жене и детям Лебедя условия содержания в лагере, стали хорошо кормить. Прошла неделя. Кузнецов мертв, а бандеровцы говорят немцам: он убит гранатой при попытке к бегству. Как можно убить человека при попытке к бегству? Только пулей. Так заварилась вся эта липа. Да они бы Кузнецова берегли как драгоценность — он бы был их единственной разменной валютой.