смахивала с них пыль и считала голосистую кукушку своей давней подругой. Даже через много лет после её смерти у Петрушевского не поднималась рука выбросить часы или использовать гирю в других целях. Это была память, и память неприкосновенная. Здесь же убийца долго не раздумывал. Скорее всего, он знал, что покончит с бедняжкой, и не захватил с собой своё орудие только потому, что убить пожилую беззащитную женщину не составляло труда. И ещё он знал, что предметов для такого дела найдётся в квартире сколько угодно. Человека легко лишить жизни. Это только кажется, что он большой и сильный. Это только кажется… На самом деле всё не так, и идти на преступление можно и налегке. Всё необходимое можно позаимствовать у жертвы. Гирю от часов, молоток, утюг, в конце концов… Треугольные красные ожоги на теле напоминали следы от раскалённого утюга. Кстати, где он? Словно в подтверждение его безрадостных мыслей из соседней комнаты раздался голос Виктора:

– Смотри, Толя, этот негодяй намеревался скрыть следы преступления! Ребята, идите сюда!

Оперативники бросились на его зов. Сарчук, стоя посередине комнаты, размером соответствовавшей первой, указывал на груду газет, почти скрывшую включённый в розетку утюг.

– Соображаете, что хотел сделать убийца? – поинтересовался он с видом победителя. – Стоило этому чуду техники как следует раскалиться, газеты бы вспыхнули, словно облитые бензином. В этом доме деревянные перегородки. Он бы разом загорелся и сложился, как карточный. Таким образом, все следы преступления были бы уничтожены.

– Верно, – согласился Петрушевский, прикоснувшись к утюгу. – Чуть тёплый. Перегорел, наверное. Да, техника на грани фантастики спасла жильцов. При пожаре наверняка мы обнаружили бы не один труп.

Вадик вынул провод из розетки и понюхал.

– Точно, перегорел, – констатировал он. – Не всё рассчитал, гад. Ребята, у вас уже мотивчик какой-нибудь вырисовывается?

Петрушевский слегка провёл по длинному вытянутому носу, покрытому каплями пота.

– Когда человека подвергают пыткам, вывод напрашивается сам собой, – буркнул он. – Кроме того, в квартире всё перерыто, явно что-то искали. Получается, налицо мотив – ограбление.

Сарчук запустил пятерню в свои густые белокурые волосы.

– Думаю, у этой семейки было что взять, – задумчиво проговорил он. – Что вы знаете про певицу и её дочь?

– Только то, что Нонна неплохо пела романсы, – откликнулся Петрушевский. – Как-то лет десять назад жена вытащила меня на её концерт. Признаться, я мало понимаю в музыке, но лирическое сопрано от баритона отличить могу. Моя Аня сказала, что у Поляковой прекрасное лирическое сопрано, – он улыбнулся. – Однако мне понравилось, что у неё был свой, особенный стиль. Я не видел певицы, которая работала бы в том же направлении. Нонна Борисовна исполняла песенки на разных языках, и очень неплохо, я бы даже сказал здорово. Не каждый артист передаст колорит народности, а ей это удавалось. Она сказала, что работала с самим Станиславским… Вероятно, он ей много дал… Кстати, дядя звезды был знаменитым конферансье, который старался привнести новое в свой жанр. Он писал рассказы и зачитывал их публике вместо набивших оскомину шуточек. В двадцатые годы многие ходили в театр, чтобы его послушать. А в конце вечера на сцену вышла любимая ученица Поляковой. Кто бы вы думали?

Козлов и Сарчук переглянулись.

– Толмачёва, что ли? – предположил Виктор, назвав фамилию любимой певицы. – Сдаётся мне, у неё тоже… это… сопрано.

– Бери выше! – усмехнулся Анатолий. – На сцену даже не вышла, а выплыла сама Зайцева. Она долго обнимала Полякову, а потом затянула свою «Реку Волгу». Ну и голосина! Мне казалось, всё содрогается от его мощи!

– Поговаривают, Зайцева любит драгоценности, в частности бриллианты, – заметил судмедэксперт. – Почему бы не предположить, что этих двух дамочек связывала не только музыка? Я, помнится, от кого-то слышал, что наша Нонна передала ученице не только свои музыкальные знания, но и страсть к бриллиантам.

Петрушевский сразу посерьёзнел:

– Если это так, я нам не завидую. Где бриллианты, там всегда крутятся сами знаете кто. Ну, те, которых мы никогда не станем допрашивать.

Сарчук подумал, что следователь даже здесь не решился назвать имя родственницы высокопоставленной особы. Её любовь к бриллиантам была известна не только им – кажется, всему народу. Ходили слухи, что ювелирные магазины городов, которые вдруг вздумалось посетить этой даме, специально готовили ей дорогие подарки в виде сверкающих камешков. А ещё поговаривали, будто она была готова продать душу дьяволу, лишь бы заполучить драгоценности, которые не украшали её коллекцию. С помощью своего любовника, оперного певца, дама собирала информацию о тех, кто имел в закромах антиквариат, и где угрозами, где обещаниями – но только не деньгами – заставляла несчастных расставаться с ними. А что, неплохая версия, имеющая право на существование. Виктор бросил взгляд на следователя, подозревая, что Анатолий думает о том же. Если они правы – это висяк. Никогда и никто не подпустит их к могущественной особе.

– Ребятки, давайте ещё раз всё внимательно осмотрим, составим протокол и наконец отпустим наших понятых, – следователь словно только что заметил несчастных супругов и кратко объяснил их обязанности. Жена, стройная, несмотря на преклонный возраст, с копной седых волос, кивнула.

– Кстати, сестра покойной уже в пути? – поинтересовался Петрушевский. – А её муженёк, который вызвал милицию, почему нас не дождался?

– Сестре сообщили, и мужу тоже, – спокойно произнес Виктор. – Обещали быть.

– Отлично, – Анатолий погрузился в написание протокола, а закончив, дал прочитать понятым. – Если всё верно, распишитесь. Сами-то про покойную что-нибудь можете сказать?

Оба, как китайские болванчики, отрицательно замотали головами.

– Не допускали нас сюда, – призналась женщина. – Оно и понятно. Кто мы такие? Нам эта квартира по наследству от моей матери-художницы досталась. Вот с ней Нонна любила погонять чаи. А мы даже порог не переступали. Хотя при жизни Нонны у неё был проходной двор. Помнишь, Григорий, я тебе рассказывала? – она посмотрела на мужа, который по-прежнему стоял молча, будто истукан. – Нельзя так сближаться с учениками.

– В каком смысле сближаться? – не понял Анатолий.

– А вот как хотите, так и думайте, – усмехнулась женщина. – Из всех своих учеников наша соседка особо выделяла молодых красивых мужчин. А уж насколько близко она к себе их допускала – этого я вам не скажу. Свечу не держала.

– Можете назвать кого-то конкретно? – спросил следователь, с надеждой подняв на понятую серые усталые глаза. Если бы эта дама назвала имена и фамилии, она бы сильно облегчила их работу. Но соседка лишь недовольно тряхнула седой гривой.

– Если меня на порог не пускали, откуда мне знать фамилии её прихлебателей? – веско заметила она. – Вы уж сами ищите, товарищ следователь.

– А о потерпевшей тоже ничего не скажете? –