по турецки. Анатолий разговарил с местными чиновниками по французски, и пусть он не понимал точного перевода, но смысл понял.

Анатолий постучал извозчику, чтобы тот ускорился.

К посольству добрались, когда уже темнело. Спать не хотелось никому. Тревога росла с каждым часом, случай то явно подстроили. Только Анатолий решал, когда им следует покинуть Османскую столицу, все секретные документы уже уничтожили или тайно переправили. Осталось самое ценное — люди. Вместе с сотрудниками приехали семьи. Некоторые, в том числе и Анатолий, обзавелись детьми.

— Вашблогородие, нужно уходить, — заявил Остроухов, поправляя револьверный карабин на коленях.

— Ты прав, — согласился Анатолий, — оставляем все не нужное. У берега нас должен ждать быстроходный корабль.

Внутри здания было тесно и душно от количества собравшихся людей.

— Хорошо, тогда ждем отряд и вместе с ними к кораблю, — кивнул казак.

Только даже спустя час отряд эвакуации не пришел. Анатолий подошел к бойнице в железном зите на окне и посмотрел наружу. А там… К стенам посольства шли люди с факелами. Они словно огненная река, собирались из сотен маленьких огоньков и поднимались по улице.

— Будем отбиваться или прорвемся? — спросил начальник охраны.

— Они еще далеко, но если пойдем все, то такую ораву точно заметят, — проскрипел зубами Анатолий, — сколько их придет? Может как в Тегеране, тысячи.

— Значит так, — Остроухов взвесил шансы, — вы берете семьи и пять моих парней, все остальные останутся здесь, пока вы пойдете через боковую дверь, попробуйте прорваться к кораблю. Если не получится, то возвращайтесь, посольство я удержу.

— Ты что, как же можно разделяться?

— Мы тут не пересидим, вашблагародие, патронов не хватит, — грустно улыбнулся казак, — а вам в плен ну никак нельзя, так что бегите. Бегите вам говорю! Нет приказываю!

Лицо Остроухова побагровело. Он понимал, что они теряют время, поэтому пошел в коридор, отобрать людей.

Анатолий же нашел Варю среди женщин и помог привязать маленького сына крепче.

— Толя, ты чего?

— Мы побежим. Я если что, буду стрелять, — Анатолий в правую руку взял коротыш, а в левую саблю, — держись за меня и не шуми.

Варя только молча кивнула. Анатолий не выдержал и поцеловал ее.

— Все готово, давайте быстрее! — поторопил Остроухов и открыл неприметную боковую дверь, с металлическими вставками.

Она вела в сад у посольства, откуда через дворы можно было прорваться к порту.

Прежде чем дверь закрылась, внутри промелькнули работники посольства разбирающие оружие. Обычные клерки, которые служили писарями или посыльными.

Не дожидаясь приближения толпы, Анатолий повел людей к дворикам. Обычные горожане заперали окна и двери, чтобы разъяренные фанатики не начали погромом или мародерство.

Остроухов же сел у амбразуры, разложив рядом с собой снаряженные для стрельбы барабаны карабина и револьверов. Теперь, когда женщины и дети ушли, они могли спокойно выполнять работу.

Через десять минут посольство окружили полностью, и начальник охраны мог только молиться, что Анатолий всех вывел к кораблю, потому что обратно они точно не смогут вернуться. Теперь осталось им выиграть время.

— Эй, русс, выходи! Выходи, и мы пощадим женщин и детей! — прокричал старик в рваном тюрбане на ломанном русском.

Он был одним из тех, кто последний месяц агитировал людей у посольства.

— Это зачем? — по турецки спросил Остроухов. Этот язык он неплохо выучил за время работы в посольстве и прошлых войн.

— Ты нашего человека обидел, без глаза оставил! — проповедник перешел на турецкий.

— Так какие проблемы, идем один, все обсудим! — пообещал Остроухов.

— С кем я говорю? Я буду говорить, только с послом Демидовым! — заявил проповедник.

Остроухов же цокнул языком и прокричал:

— Так ты с ним и говоришь! — начальник охраны не собирался выдавать своих, он выигрывал время как мог.

— Тогда покажись, я же стою открыто! — подзадоривал толпу проповедник, — или боишься?

По лбу Остроухова катились крупные капли пота.

— Командир, они вокруг входа собираются, — заявил один из казаков, который через маленькое зеркальце следил за входом в предбанник.

— Хорошо, — сначала тихо, а потом громче ответил Остроухов, — я выйду! Чтобы ты посмотрел!

Через амбразуру было видно, как оскалился проповедник.

— Мы серьезно, откроем двери? — удивился казак.

— Только внешние, пусть забегут в предбанник, а там, — Остроухов изобразил руками, как выжимает тряпку.

Вокруг посольства напряжение же только росло. "Горожане", медленно подтягивали лестницы, чтобы быстро ворваться в зашторенные окна посольства. У главного входа вдоль стен уже ждало двадцать крепких ребят с ятаганами.

И стоило дверям открыться, как они бросились внутрь, чуть ли не сбивая друг-друга с ног. Только вместо свободного прохода их ждали еще одни закрытые двери и бойницы с обеих сторон.

— Что за дураки, — тихо сказал проповедник, увидев, как переодетые солдаты из Победоносной армии Мухаммеда ворвались внутрь. А дальше раздались выстрелы и крики, но они не испугали османских воинов. Люди с лестницами побежали к окнам, чтобы вскарабкиваться наверх.

Неожиданными стали резко затихающие звуки. В посольстве должно быть больше ста человек, воины просто не успели бы перебить всех так быстро, поэтому готовился второй и третий отряд.

— Ой, как не хорошо, — раздалось по турецки из предбанника, — сквозняк какой.

Заявил мужчина в форме казака и быстро захлопнул двери. Ко входу сразу побежала вторая группа штурмующих, но оказалось поздно, изнутри тяжелые ставни заблокировали засовом.

Прогремел первый выстрел и пророк дернулся. С лестницы словно мешок картошки грохнулся простреленный в голову воин, не сумев выбить окно, за которым находилась металлическая задвижка.

— Огонь! Огонь! — послышались крики, и штурм возобновился с новой силой.

Среди криков зазвучали новые выстрелы, но пророк больше не улыбался. Он так и остался стоять среди толпы с простреленным глазом. Потные тела вокруг просто не давали ему упасть.

За всей суетой никто не заметил одинокий силуэт висящий в воздухе над городом. Молодой офицер французской армии по прозвищу Феникс, пытался разглядеть с высоты птичьего полета, куда делась группа русских, сбежавших из посольства. Но все затрудняла очень плотная застройка Османской столицы и любовь местных вешать ткань над проулками, чтобы защититься днем от палящего солнца. И если площадь вокруг посольства хорошо освещали факелы разгневанной толпы, то обычные горожане экономили ночью на свете.