боги рассудят нас на острове Перуна. Там, у заповедной пещеры, мы станем вместе и принесем жертву Черному Змею.И пусть он сам даст знак, кто из нас прав — если ты, то русы отдадут твоим сынам всю греческую добычу и весь полон, что взял мой сын в землях касогов, тоже будет твой. Но если прав окажусь я — печенеги снова пойдут под моим началом, как тогда, у стен Царьграда и будут верны мне и моим людям.

Куркуте оглянулся — так быстро, что молодые печенеги не успели скрыть жадный огонек в своих очах, — потом вновь перевел взгляд на Святослава и медленно кивнул.

Два войска, русское и печенежское, ехали на юг левым берегом Днепра. Вот и Змеиный Остров, раскинувшийся ниже всех порогов — словно огромный ящер, всплывший из глубин и окаменевший под лучами солнца. Высокий и лесистый, остров напоминал дракона, где самым высоким место стала «макушка» чудовища, а самым низким — поросший густым кустарником «загривок». Переправившись по спущенным по течению лодьям, лучшие воины обоих народов сопроводили своих предводителей на западный берег у «головы» острова-дракона. Здесь же, у самой воды, виднелся черный зев огромной пещеры. Над входом виднелись почти стертые барельефы причудливого вида, с едва угадывающимися сюжетом: змеевидные создания, сплетающиеся в объятьях; могучий мужчина, с луком в руках, встречавший статную женщину со змеиными хвостами вместо ног. Никто уже не помнил, кто и когда оставил здесь эти изображения — греки? скифы? киммерийцы? — но с давних пор это место считалось одним из самых святых для всех обитающих здесь народов от готов Германариха до русов Олега и Игоря.

Уже смеркалось, когда русы и печенеги разожгли огромный костер перед входом в пещеру. Печенеги подвели к костру белоснежного красавца-коня и Куркуте, — откуда только сила взялась в этом тщедушном теле? — ударом клинка отхватил ему голову. Алая кровь хлынула в костер, шипя и пузырясь на раскаленных углях, пока младшие шаманы, подручные бхакши, сноровисто разделывали конскую тушу для обрядовой трапезы. Князю же подвели челядина, купленного на Белобережье, и Святослав, оглушив невольника обухом топора, столкнул тело в бурлящую черную воду. В следующий миг князь сбросил с себя и всю одежду, оставшись в чем мать родила, и позволяя стоявшей рядом Предславе умастить его тело тайными зельями. А потом и сам князь, отстранив жену, встал между костром и пещерой, отважно глядя в пахнущий змеиной сыростью холодный черный зев.

— Боже Перуне, Бог над Богами, единый в небе, на земле и в подземном царстве. Летаешь ты в небесах трехглавым Черным Змеем, повелевая грозами и тучами, на землю дождем проливаешься, из недр земных восстаешь Змеем Древним, Богом Глубинным — зов мой услышь, разреши наш спор: кто Правды держался, кто по Кривде сбился. Слово мое крепко, слово мое твердо — коль неправда за мной, так и карай меня здесь же.

Рядом с ним что-то зашевелилось — это возле князя встал Куркуте, также совершенно голый, хотя это было понятно и не сразу — столь густо покрывала тщедушное высохшее тело черно-красная роспись из волков, орлов и неведомых чудовищ.

— Аджаак, Змей Глубин, — выкрикнул он, — именем Высокого Неба, низвергнувшего тебя, но оставившего власть над всей ширью подземной, взываю к тебе и прошу рассудить нас с этим русом — кто из нас верен Правде Огненной, а кто пошел путями Врага.

В речи Отца Печенегов, потомков народа кангаров, звучали отголоски древней веры, привнесенной пророком Света и Огня, учение которого, в свое время, приняли далекие предки наставников бхакши Куркуте. От них он воспринял и предание о великой брани между Богом Света и Богом Тьмы, одним из обличий которого был трехглавый змей. Но за словами Святослава таилась мудрость, тянущаяся от первых жрецов Грома и Железа, учившихся у еще более древних болотных волхвов Змеи. Громовержец может сразить Змея, но омывшись его кровью, перерождаясь, сам становится подобен поверженному Врагу. В змеином же обличье он проникает в дома своих избранниц, чтобы породить на свет новое племя полубогов-змееборцев. И так замыкается круг, словно Змей, кусающий собственный хвост, величайший из всех образов миропорядка.

Держась за руки, князь и бхакши шагнули вперед и черная тьма словно поглотила их — русам и печенегам одновременно показалось, будто они услышали, как чавкнули жадные губы. Почудилось ли всем — или в шуме вод Славутича, бурлящих перед пещерой, и впрямь слышались отголоски змеиного шипения? Или же оно донеслось из пещеры, куда шагнули двое храбрых? Никто не ведал ответа, но молясь всем богам, все взволнованно ждали утра, когда солнечные лучи развеют сгустившийся мрак. Русы и печенеги, забыв о недавней вражде, собрались у огромных костров, вполголоса переговариваясь и поедая конину и дичину, жареную на углях, запивая мясо печенежским кумысом и трофейным греческим вином. Одна лишь Предслава так и осталась сидеть возле пещеры, прижавшись щекой к холодному камню, чутко ловя каждый звук, доносящийся из земных недр. Губы княгини чуть слышно шептали обережные заклятия.