Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кажется, понимаю.
Их разговор заглушил внезапный рёв фабричной трубы. Откликаясь на зов, подали голос пароходы на Неве, завыли ручные сирены, захлопали зенитки.
— Бежим скорее до ближайшего дома, — выкрикнула Катя, — там бомбоубежище!
Впереди, сзади, сбоку них тоже бежали люди. Улица пришла в движение, как разворошённый муравейник. Снаряды прицельно били по домам, вырывая из фасадов куски кипичной кладки. Где-то резко и испуганно кричал человек.
Вдоль домов метались девушки-дружинницы, регулируя поток в бомбоубежище:
— Туда, быстрее! Не задерживайтесь, товарищи!
Чувствуя, как тяжёлый мешок колотит по спине, Катя бежала сама и тащила за собой Веру, которая спотыкалась на каждом шагу. Одновременно с очередным разрывом снаряда они успели войти в бомбоубежище, забитое людьми под завязку. От удара дом вздрогнул и закачался. Грохот разрыва слился с криками людей и детским плачем. Потом снова удар и тишина.
Не успев понять, что произошло, Катя полетела куда-то вниз.
* * *
С 4 сентября по 30 ноября 1941 года город обстреливался 272 раза общей продолжительностью 430 часов. Иногда население оставалось в бомбоубежищах почти сутки. 15 сентября 1941 года обстрел длился 18 часов 32 минуты. 17 сентября — 18 часов 33 минуты.
Всего за период блокады по Ленинграду было выпущено 150 тысяч снарядов[5].
* * *
Катя с трудом открыла глаза, но ничего не увидела, потому что кругом была темнота. «Где я? Что произошло?» Она повела руками в стороны и поняла, что лежит в воде, упираясь головой во что-то твёрдое.
Инстинктивно она приподнялась, потом перевернулась на четвереньки и поползла вперёд, всё ещё не осознавая случившееся. Шлёпанье мокрых ладоней отдавалось в ушах громким эхом. Вода постепенно прибывала, и Катя вынужденно встала на колени, пригибая голову под низким потолком. Слышался нарастающий шум воды, какой бывает, когда плотину прорывает весеннее половодье.
Но где-то же должен быть выход? Опасаясь потерять направление, она стала перебирать руками по стене, чувствуя, что стало легче дышать. С каждым шагом воздуха становилось всё больше и больше. Теперь Катя двигалась вперёд уверенно и быстро.
Там, в конце пути, должен быть свет. Надо только себя заставить и не отступать, даже если больно и страшно.
Рывок, снова рывок, и вдруг, словно бы ниоткуда, раздался человеческий голос:
— Эй, есть кто-нибудь живой?! Отзовись!
— Я! Я живая! — с надеждой закричала она, предчувствуя, как чьи-нибудь руки вытащат её из этой дыры.
Остановившись, она вслушалась в тишину. Голос замолк.
Теперь уже Катя стала звать и спрашивать:
— Эй, есть кто-нибудь живой?
Напрягая слух, она спрашивала снова и снова, пока не услышала ответ, идущий оттуда, откуда она с трудом выбралась:
— Помогите!
И Катя повернула назад. Снова ладонями по стене, вода по шею, тяжёлый, густой воздух и темнота. Но где же всё-таки я?
И вдруг на неё обрушилось воспоминание о взрывах, бомбоубежище, Вере и мешке с капустными кочерыжками.
— Вера? Вера! Это ты? — закричала Катя, всем телом подаваясь вперёд в глухое, затхлое пространство.
Но вместо Вериного голоса ей ответил мужской, находящийся где-то совсем рядом:
— Помогите, пожалуйста.
— Вы где?
Воды снова стало по грудь, впору плыть. Пальцы то и дело наталкивались на какие-то тряпки, банки, куски дерева. Скользкий комочек шевельнулся под её пальцами, пискнул и остренько укусил. Катя поняла, что это крыса, и передёрнулась от отвращения, потому что крыс всегда боялась.
Перебарывая страх, она ещё раз спросила:
— Вы где?
Неожиданное прикосновение к плечу заставило её шарахнуться в сторону, но Катя тут же опомнилась и вздохнула с облегчением. Теперь она была не одна.
Судя по голосу, мужчина, барахтавшийся рядом, был совсем молодой. Придержав Катю за рукав, он сказал:
— Я за что-то зацепился и не могу вырваться.
Он тяжело дышал. Видимо, долго боролся и совсем выдохся.
В кромешной тьме Катя могла действовать лишь на ощупь, полагаясь на чуткость пальцев. Говорят, слепые даже читают пальцами, а Катя без толку возила руками вокруг мужчины, и не могла отыскать, что его держит.
Он подсказал:
— Кажется, защемило рубаху сзади. Я дёргаюсь, но едва могу пошевелиться.
Чтобы подобраться к его спине, Кате пришлось подойти вплотную:
— Держите меня, я попробую вытащить, но мне нужна опора. — Она сразу же почувствовала его руки на своей талии и, наклонившись, дёрнула рубаху, зажатую между двух балок. — Не поддаётся. Намертво засела.
Она дёргала снова и снова, но всё безуспешно.
— Я бы снял, но мне не вывернуться. Сейчас попробую разорвать. Гимнастёрка новая. Ткань очень крепкая, да ещё и мокрая.
Он незаметно перешёл на «ты», и Катя почувствовала, что за прошедшие несколько минут они успели сродниться.
— Давай.
Теперь она придерживала его за талию, слушая треск рвущейся материи.
Зловонная духота забиралась в ноздри и мешала дышать, а ноги в воде совсем окоченели.
Наконец гимнастёрка поддалась, и парень сказал:
— Поплыли искать выход. Я, кстати, Сергей.
— А я Катя. Выход должен быть там, откуда я вернулась.
Отыскав его руку, Катя потянула Сергея за собой, мечтая о той минуте, когда сможет вдохнуть свежий воздух.
Идти вдвоём оказалось в два раза легче, даже крысы стали казаться мирными существами, наподобие кротов, которых у них в Новинке развелось видимо-невидимо. Интересно, откочуют кроты на время войны в другую страну или им под землёй всё равно, что творится наверху?
— Голоса слышишь? Завалы разбирают. — Сергей вдруг остановился.
Катя тоже прислушалась, но сначала услышала стук и скрежет, сквозь который с трудом пробивалась человеческая речь. От надежды, что они скоро выберутся, сил сразу же прибавилось, хотя радости мешала тревога о Вере. Где она, что с ней? Вдруг она здесь, рядом, в кромешной тьме и не может позвать на помощь?
Голоса становились всё громче и громче, а в зоне видимости забрезжил свет. После полной темноты полоса света казалась ослепительной и прекрасной. Повернув голову, Катя смогла рассмотреть своего спутника и невольно ахнула, узнав в нем парня-шофера, который привозил в их двор песок.
Он тоже узнал её и смущённо ссутулил голые плечи:
— Вот где довелось встретиться. А ты смелая.
Теперь они подошли к пролому в перекрытии, за которым шёл разбор завалов, и людей по одному вытаскивали через низкое окно запасного выхода. Катю поразило, что не было никакой паники, никто из людей не рвался вперёд, не кричал, не плакал. Большеглазая девочка с красным бантом вцепилась в куклу, старушка в углу беспрестанно крестилась, пожилой