Как Линн могла не знать?Допустим, Джейн наткнулась на Аннетт по чистой случайности. Но стеклянный единорог, которого Малкольм сохранил как память, не мог быть единственной памятной вещью, оставшейся после Аннетт. Если тело не было найдено, Линн наверняка использовала все ниточки, как простые, так и магические, чтобы узнать наверняка, что случилось с ее дочерью. Даже если она не знала заклинания Ди – что вряд ли, если учесть, как долго Линн практиковала колдовство и у скольких поколений ведьм она училась своему мастерству, – но даже если так, она все равно должна была найти способ удостовериться, что Аннетт действительно мертва, прежде чем потерять надежду.

Джейн мучительно соображала, допивая свой смузи. Что бы ни предприняла Линн в поиске Аннетт, очевидно, ничего не сработало, потому что Аннетт была жива, а Линн не знала об этом. Если что-то помешало Линн найти дочь, это не помешало Джейн. «Я могла бы действительно найтиее», – со всей ясностью вдруг осознала Джейн.

Она не знала, где находилась унылая однокомнатная квартира, и это было препятствием. Но она была уверена, что сериал, который она видела ее глазами, транслировал «Би-Би-Си». Это, впрочем, не очень-то сужало круг поиска, но все же: повтори Джейн заклинание, она могла бы увидеть что-то, что точнее подскажет ей место обитания единственной наследницы магической линии семейства Доранов. «Если бы я нашла ее, Линн бы сделала для меня все что угодно. Больше того: у нее бы больше не было никаких причин преследовать нас с Малкольмом». Это идеальное решение: Линн не только отпустит Джейн на все четыре стороны, но и сделает это по собственной воле и с благодарностью.

«Только единорог разбился». Эта мысль остудила ее пыл. Все предметы, принадлежащие Доранам, у нее иссякли, и теперь у нее не было ничего для поиска Аннетт или Малкольма. Однако сам факт существования Аннетт вселял надежду. Если способ найти ее в принципе существовал, может, Ди удалось бы раздобыть другое заклинание, или Джейн смогла бы найти что-то, принадлежавшее Аннетт. Тогда Джейн больше не нужно будет сражаться с Линн. Она просто сдаст Линн ее дочь с рук на руки и уйдет восвояси. От одной этой мысли кружилась голова.

Двое упитанных мальчишек во весь опор понеслись на голубей, которые взмыли вверх тяжелой суетливой стаей. Размышляя, не перейти ли на другую скамейку, подальше от фонтана, Джейн внимательно следила за происходящим. Крайние скамейки на парковых аллеях были куда спокойнее и не менее хороши для наблюдения за прохожими, а покидать парк совсем ей пока не хотелось, даже несмотря на голубей. Пока что она решила ограничиться строгим взглядом в адрес улюлюкающих мальчишек. Что было без толку, так как за темными линзами ее любимых очков глаз видно не было, так что никто даже не заметил уступок, на которые она пошла. Мальчишки сорвались с места и, обежав вокруг фонтана, бросились в сторону широкой белой арки, до боли напоминавшей Джейн о доме. Голуби, раззадоренные остатками кренделя, с естественной для них нью-йоркской дерзостью уже садились на прежнее место.

Джейн следила за ними краем глаза, надеясь, что разрозненные мысли соберутся наконец в целое. «Совсем как стая голубей», – отметила она с улыбкой. За внешней беспорядочностью в любой момент может проступить логика.

Один голубь отбился от стаи, прыгая и поклевывая крошки, пока совершенно не отделился от их кольца. «Он сейчас уязвим», – пришло в голову Джейн. Возможно, она слишком увлеклась аналогиями с голубями. «Как я. Я уязвима, я отрезана от тех, кто меня любит, – от большинства из них, тех, кто еще жив, во всяком случае. Но как я могу подвергать их опасности просто ради того, чтобы самой почувствовать себя защищенной?» Она удрученно покачала головой.

Какая-то девушка топнула красным кожаным сапожком, отгоняя одинокого голубя назад под защиту стаи. Джейн перевела взгляд выше, с сапога на сумку, обшитую верблюжьей шерстью, на брюки для верховой езды, облегающие икры и бедра птичьей обидчицы так ладно, что Джейн могла разглядеть каждый их изгиб. Ее взгляд двинулся дальше, к красной кожаной куртке в тон сапогам и затем к острому подбородку, агрессивно высоким скулам, упруго обтянутым загорелой кожей.

«Мне знакомо это лицо», – щелкнуло в голове у Джейн, когда ее взгляд добрался до крупных солнечных очков на лице незнакомки. Ей даже не нужно было видеть короткую стрижку брюнетки, чтобы понять, что перед ней та самая незнакомка, спугнувшая ее тогда с насиженного места в кофейне.

Да, оба места, где они встречались, были связаны поездами линий A, C и E, так что нельзя было категорически исключать, что один и тот же человек мог случайно оказаться и там, и там. Но она нутром чувствовала, что это было не простое совпадение. Эта женщина была в кофейне, чтобы наблюдать за Джейн, и она наблюдала за Джейн из-за огромных зеркальных стекол очков прямо сейчас.

– Кто вы такая? – прошептала она, едва шевеля губами, сосредоточившись на незнакомке, сидящей несколькими скамейками поодаль. Она направила чувствительные ниточки магии в ее сторону. – Поклонница? Журналистка? Единомышленница? Что вам обо мне известно?

Но ее мысли наткнулись на сплошную глухую стену, и Джейн поморщилась. Она поискала еще несколько секунд, надеясь нащупать какую-нибудь лазейку, но уже понимала, что это бесполезно. Таинственная незнакомка была колдуньей.

Джейн поднялась со скамейки и направилась в сторону одной из парковых аллей, чувствуя на себе взгляд женщины. Повинуясь внезапному порыву, Джейн повернулась, бросила стакан из-под напитка в урну позади стаи голубей и промахнулась. Приземлившись прямо в самую гущу стаи, стакан распугал птиц, которые взмыли в небо и бросились врассыпную, взметнув за собой столб пыли и мелких перьев, усыпавших землю.

Джейн торопливо зашагала по тротуару прочь от своей скамейки, рассчитывая, что суматошное мельтешение серых крыльев и клювов скроют ее из виду. Она ни разу не обернулась, даже когда добралась до самого выхода из парка – в безопасности и полном одиночестве.

– Какой-то он зеленый, – неуверенно протянула Джейн, ткнув фалафель вилкой.

– Это значит, что он свежий, – Ди закатила глаза. – Попробуй с помидором и вот этим соусом – только не переборщи, он острый. Расшибусь, но научу тебя разбираться в еде других стран, кроме Франции.

Джейн показала ей язык и попробовала немного фалафеля. Как и обещала Ди, свежо, остро и хорошо с помидором. Она любила поворчать на подругу, но так как из кухонь народов мира доступны ей в Париже были только безвкусные напичканные консервантами имитации, Джейн была более чем рада расширить свои горизонты. Место сначала не произвело на нее впечатления: яркий свет, местами потемневший от копоти потолок, длинная торопливая очередь покупателей еды на вынос, огибающая их тесный деревянный столик. На деле же место оказалось, как и обещала Ди, прекрасным.

Она не могла не сравнивать это с теми помпезными обедами с обслугой, которые ей пришлось выдержать в доме Доранов за ее недолгое пребывание на Парк-авеню. Еда, конечно, была хороша, если вам по вкусу изысканность, но Джейн куда больше по душе были такие вот дешевые забегаловки, в которых пульсировала жизнь и индивидуальность, куда более честные, чем любые светские приемы у Доранов.