Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элиза взяла вилку и тут вдруг заметила, что лиф ее платья залит вином, – очевидно, оно выплеснулось из бокала, когда она вскакивала из-за стола. Девушка ахнула и попыталась удалить пятно, промокнув его салфеткой, однако из этого ничего не получилось.
– Теперь платье испорчено. – Элиза тяжко вздохнула.
– Это всего лишь одежда, – отозвался Люк.
– У меня нет другого платья. Это – единственное. – Казалось, она вот-вот расплачется.
– Его можно постирать.
Элиза молча кивнула и снова вздохнула. На глаза ее навернулись слезы.
– Тогда снимите его и замочите, пока пятно не высохло, – посоветовал Люк. Немного помедлив, он поднялся на ноги и, откинув крышку сундучка, достал белую батистовую рубашку. – Вот, наденьте это, если вас так смущает пятно на платье.
Поймав брошенную ей рубашку, Элиза посмотрела на капитана с мольбой в глазах. Подбородок ее начал подрагивать.
Люк пожал плечами и повернулся к ней спиной. Он уже проклинал себя за проявленную слабость. Конечно же, он допустил ошибку, посочувствовав своей пленнице. Ведь эта девица, пусть и красавица, – дочь его врага. К тому же она глупая и впадает в истерику из-за какого-то пятна. Тут ему вдруг пришло в голову, что он проявил слабость только потому, что увидел ее слезы.
Услышав шуршание платья, Люк стиснул зубы; он представил Элизу в нижнем белье, облегающем ее стройную фигурку.
Выждав еще несколько секунд, капитан проворчал:
– Если вы готовы, мадемуазель, можете вернуться к ужину. Так вы готовы?
И почти тотчас же послышался ответ:
– Да, готова. Вы можете повернуться, капитан.
Люк повернулся – и замер в изумлении. В рубашке девушка была еще более соблазнительной, чем в платье. Рубашка, конечно же, прикрывала ее груди, но под ней явственно обозначились женские прелести Элизы.
Не обращая на капитана внимания, девушка погрузила платье в таз с водой и принялась застирывать пятно. Почувствовав, что в горле у него пересохло, Люк шагнул к столу и, взяв свой бокал, залпом осушил его. Минуту спустя Элиза со вздохом отложила платье.
– Бесполезно. Похоже, оно безнадежно испорчено.
– Должен заметить, что вы выглядите очень привлекательно в моей рубашке.
Элиза нахмурилась:
– Вы, наверное, считаете меня ужасно глупой.
– Вам лучше не знать, что я о вас думаю, мадемуазель.
Элиза промолчала; на сей раз она решила не раздражать своего тюремщика.
– Так что же, моя дорогая? Вы собираетесь ужинать? Повесив испорченное платье на спинку кровати, Элиза вернулась к столу.
– Вы, кажется, говорили, что у вас есть жених, – продолжал капитан. – Наверное, какой-нибудь торгаш?
Элиза вспыхнула.
– Мой жених – прекрасный человек. И он обладает достоинствами, о которых вы понятия не имеете.
– Но этот прекрасный человек, обладающий всевозможными достоинствами, позволил вам без сопровождения путешествовать через Атлантику? Ведь в результате вы оказались в руках… пиратов…
– Это не его вина. Мы должны были объявить о нашей помолвке, но тут случилось… непредвиденное. Умер компаньон моего отца.
Глаза девушки увлажнились, но Люк, к счастью, этого не заметил.
– И ваш отец был настолько занят захватом имущества своего компаньона, что у него не было времени выдать вас замуж? Не очень-то он о вас заботится.
Элиза опустила глаза и поджала губы. Она прекрасно понимала, что капитан отчасти прав – ведь ее отец дал согласие на брак лишь накануне своей скоропостижной кончины.
Какое-то время оба молчали. Наконец Люк проговорил:
– Так кто же этот идеальный мужчина, за которого вы собираетесь выйти замуж?
Элиза в раздражении передернула плечами.
– Я не намерена обсуждать с вами свои личные дела. Хотя вас, сэр, эта тема очень забавляет, не так ли?
Он усмехнулся и покачал головой:
– Ошибаетесь, мадемуазель. Сердечные дела нисколько меня не забавляют. Напротив, они вызывают у меня скуку.
– Чтобы говорить о сердечных делах, сэр, надо прежде всего иметь сердце. Простите, я, наверное, наскучила вам. Весьма сожалею, но у меня нет в запасе историй, достойных вашего внимания. Жизнь таких людей, как я, обычно лишена… захватывающих событий.
– Да, верно, – кивнул Люк. – Скажите, а вам не приходилось жалеть об этом?
Он вдруг по-настоящему улыбнулся. И Элиза тотчас же почувствовала, что сердце ее забилось быстрее; более того, она едва не улыбнулась ему в ответ, но, к счастью, вовремя сдержалась. «Почему же его улыбка так подействовала на меня?» – думала она, глядя в свою тарелку. Люк молча наблюдал за своей пленницей. Он вдруг понял, что ужасно нервничал, когда она говорила о своем женихе. Но почему? Что взволновало его? Может, он просто завидовал жениху этой девушки? Что ж, возможно. Но если бы не Монтгомери, то какая-нибудь девушка, наверное, и о нем говорила бы точно так же.
Люк стиснул зубы и невольно сжал кулаки. Нет, нельзя поддаваться на уловки этой девицы. Ведь она, конечно же, пытается его одурачить, поэтому и ведет себя совсем не так, как он ожидал. Совсем не так, как должна вести себя дочь Монтгомери, капризная и избалованная особа, – именно так о ней говорят.
Люк шагнул к двери и бросил через плечо:
– У меня неотложные дела, мадемуазель. Надеюсь, вы не будете без меня скучать.
Он поднялся на палубу, но и здесь его не покидали все те же назойливые мысли. Эти мысли ужасно раздражали и смущали. Он чувствовал, что Филомена Монтгомери нравится ему. Нравится, несмотря ни на что. Эта девушка, настоящая красавица, держалась с редким достоинством, и именно этого он от нее никак не ожидал. А может, у него были неверные сведения о ней? Ведь сам он никогда с ней не встречался, он полагался лишь на рассказы тех, кто знал ее…
Нет, нельзя об этом думать. Ей не удастся разрушить его замыслы. Он непременно отомстит. Потому что главное для него – месть. Да, она не дождется пощады от него.
Расхаживая по палубе, Люк смотрел на бурлившие за бортом волны – сейчас погода на море вполне соответствовала его душевному состоянию. Внезапно он заметил Шеймуса Стернса, своего второго помощника. Этот здоровенный ирландец был весьма суровым человеком, но к Жану Люку Готье питал искреннюю привязанность. Увидев капитана, помощник тут же приблизился к нему и с усмешкой проговорил:
– Приветствую. Рад видеть. Только слишком уж горячая женщина может заставить мужчину выйти прохладиться в такую ненастную погоду.
Люк нахмурился и проворчал:
– Занимайся своим делом, Шеймус. У меня нет сегодня настроения выслушивать твои остроты.