служил в разведке и чьи рассуждения в конце концов становятся извилистыми, потому что ему приходится иметь дело со столькими бесчестными людьми…

А французский писатель Жюль Руа, взгляды которого на Наварра привели к публичному обмену письмами с генералом, описал его как «физически и морально подобного кошке» и «одновременно сердечного и отстраненного, веселого и ледяного». Журнал «Тайм», который посвятил Наварру статью с фотографией на обложке 28 сентября 1953 года, предоставил американским читателям такие цитируемые перлы о нем, которые являются фирменным стилем этого издания, когда оно решает дать благоприятную оценку «хорошему парню»: «От него веет ароматом 18-го века. Это портрет на камее времен Людовика XV. Можно почти ожидать кружева и напудренный парик… Он самый суровый генерал, кого я знаю, умный и безжалостный. Он не верит ни во что, кроме армии».

«Тайм» также нашло анонимного чиновника в Вашингтоне, готового воздать Наварру американские почести: «На наш взгляд Наварр — человек мужества, энергии и воображения. Он знает свое дело и обладает высоким военным и политическим мужеством… (он) возглавляет новую команду, которая выглядит подходящей для нас.»

И «Тайм» завершил свой характеристику нового командующего еще одной цитатой: «Год назад никто из нас не мог видеть победы. Не было никакой надежды. Теперь мы можем видеть ее ясно — как свет в конце тоннеля».

Но характер Наварра проявился, возможно, более четко в дружеском интервью для прессы, которое он дал почти через десять лет после битвы при Дьенбьенфу, в ответе на мимолетный намек репортера на то, что после битвы при Дьенбьенфу группа французских офицеров в Индокитае прислала ему красивую лакированную шкатулку с заряженным пистолетом внутри — явная ссылка на традицию, согласно которой старший командир не должен пережить крупное поражение. Замечание Наварра было следующим:

- Я бы ни в коем случае этого не сделал. Помимо любых других соображений, совершить самоубийство означало бы освободить всех остальных от какой-либо ответственности, признав себя виновным. У меня очень сильное чувство ответственности за Дьенбьенфу. У меня нет чувства вины.

Вопреки распространенной мифологии, карьера Наварра не проходила полностью на канцелярской работе в тыловых штабах. Девятнадцатилетним кадетом он сражался на Западном фронте против Германии с мая 1917 года. Сразу после войны он отправился в Сирию, где провел два года в антипартизанской борьбе с арабскими повстанцами. После пребывания с французскими оккупационными войсками в Германии и учебы во Французском военном колледже, Наварр провел четыре года, с 1930 по 1934, в кампаниях «умиротворения» в Марокко. Он начал служить в разведке французской армии в 1937 году, а в роковые 1938-40 годы возглавлял ее немецкий отдел. Во время немецкой оккупации Франции Наварр служил в разведывательном подразделении французского подполья; но в ноябре 1944 года, после освобождения Франции, он возглавил бронетанковый полк, 5-й полк спаги, в Германии. После регионального командования в Алжире и штабной должности в Германии, Наварр стал командиром 5-й французской бронетанковой дивизии в Германии. Позже он был назначен начальником штаба командующего сухопутными силами НАТО в Центральной Европе. Когда он был выбран на свой новый пост премьер-министром Франции Рене Майером по рекомендации фельдмаршала Жюэна (на тот момент самого высокопоставленного офицера Франции) Наварр, по всем стандартам военных решений, был исключительно хорошо подготовленным для этой должности офицером. Не имея полевого опыта в Индокитае, он, тем не менее, имел опыт в антипартизанских операциях. Отсутствие предубеждений в отношении операций в Индокитае, считалось, по сути, преимуществом. Более того, его недавнее положение в высшем командовании НАТО позволяло ему увидеть войну в Индокитае в общей схеме положения дел. Его опыт, должно быть, также внушил ему уважение к ценности надежных разведданных.

Хотя отбытие Салана из Индокитая также привело к перемещениям на других уровнях, нельзя предположить, что Наварру пришлось работать с совершенно неопытным собранием подчиненных командиров. В любом случае, пожелай он этого, он мог бы потребовать, чтобы подчиненные Салана остались, хотя бы временно. Напротив, Наварр, казалось, был вполне доволен тем, что мог назначать на ключевые посты людей по своему выбору. Например, он ни в коей мере не возражал против отбытия из Индокитая командующего ключевым северным регионом генерал-майора Франсуа Гонсалеса де Линареса, и его замены значительно более молодым французским бригадным генералом, до этого командовавшим 2-й тонкинской маршевой дивизией (2 DMT) и который, по всей видимости, был примером полной физической и психологической противоположности Наварру. Коньи, которому тогда было сорок восемь лет, ростом шесть футов четыре дюйма и состоявший из мускулов, был, вероятно, единственным французским генералом, который одновременно окончил самую престижную инженерную школу Франции, Политехническую школу, и обладал дипломом по политологии и докторской степенью по юриспруденции; последние два были получены на «подпольной» основе, когда армия отправила его для выполнения специальных обязанностей при получении дополнительной военно-инженерной подготовки, в то время как он лично предпочитал политологию и юриспруденцию. Любимый своими войсками и неотразимый для женщин, он был одним из любимых подчиненных покойного маршала де Латтра де Тассиньи и унаследовал у него вкус к военной пышности и положению. В официальной одобренной биографической статье говорилось, что «если его охватывала внезапная ярость, он взрывался, причем очень быстро и не переносил любую обиду». Благожелательный, хотя и не официальный, наблюдатель Жюль Руа говорит о Коньи, что его начальство его ненавидело за то, что он оспаривал приказы и подтверждает его тонкокожесть: «Одно-единственное слово может глубоко ранить Коньи; в этом случае он не простит… Он набросится на человека, которого считает ответственным за рану и попытается растоптать его».

Из замечаний Коньи о Наварре десять лет спустя, в том, что он называет «свободным признанием», последняя черта характера, кажется довольно хорошо задокументированной. И все же это был человек, которого Наварр лично выбрал 21 мая 1953 года, что бы руководить тем, что несомненно должно было стать решающей фазой восьмилетней войны в Индокитае. В тот же день Наварр произвел Коньи в генерал-майоры.

Наварр внес несколько изменений и нововведений в свой собственный генеральный штаб. Он стремился к большей интеграции военно-морского и воздушного командования и сухопутных войск, приказав своему новому начальнику штаба, генерал-майору Гамбьезу, радикально упорядочить свою командную структуру. Возможно, в попытке подражать стремительности и напору с которыми покойный маршал де Латтр вдохновлял командование Индокитаем, Наварр, иногда с большим риском для себя, посетил буквально каждый сектор Индокитая в течении нескольких недель. Особенно его интересовали авиабазы Лайтяу и Нашанг. Его самолет был поврежден в нескольких местах зенитным огнем коммунистов во время посещения последней базы. Наварр даже посетил партизанскую базу горных племен в глубине коммунистической