в частности социальные, такие как связи и статус. Все вокруг стремятся к той же цели, создавая почву для бесконечных конфликтов, сотрудничества и сложнейших социальных хитросплетений, разобраться в которых можно, только имея огромный мозг[68].

Хотя сам принцип естественного отбора предельно прост, процесс отбора и его результаты невообразимо сложны. Казалось бы, яснее ясного: гены, взаимодействуя друг с другом и с окружающей средой, выстраивают тело и мозг, максимизируя приспособленность, – однако на самом деле все не столь элементарно. Отдельные особи способны героически пожертвовать собой ради остальных. Пчела, ужалившая врага, погибает, то есть расстается с жизнью, чтобы спасти рой. Эта загадка долго не давала покоя гениальному британскому биологу Уильяму Гамильтону, пока в 1964 году он не осознал, что генетические вариации, снижающие шансы отдельной особи на выживание и размножение, все-таки могут распространиться, если дают преимущество родственникам этой особи, имеющим часть того же набора генов[69]. Его открытие предвосхитил биолог Дж. Б. С. Холдейн своим исчерпывающим ответом на вопрос: «Вы бы пожертвовали жизнью ради брата?» – «Нет, – сказал Холдейн. – Но пожертвовал бы ради двух братьев. Или восьми двоюродных». Гены, побуждающие отдельных особей помогать родичам, могут, передаваясь из поколения в поколение, распространиться, если преимущество, которое они дают родичам, превзойдет цену, которую приходится платить жертвующему.

Гамильтон предложил простую формулу, совершившую тем не менее переворот в изучении поведения: C < B × r[70],[71],[72],[73]. Признак (или ген, связанный с этим признаком) станет встречаться чаще, если жертва со стороны C будет меньше, чем преимущество для его родственника B, помноженное на долю общих генов за счет родства по прямой линии r. Поскольку у двоюродных братьев общей оказывается одна восьмая генов, гипотетический аллель, дающий двоюродным десятикратное (по сравнению с ценой жертвы) преимущество, будет распространяться среди потомков, а тот, который, побуждая к альтруистической помощи близким, дает им лишь пятикратное преимущество по сравнению с ценой жертвы, будет отбракован отбором. Принцип родственного отбора революционизировал изучение поведения. Когда меня просят привести пример эволюционного объяснения человеческих поступков, я отвечаю: «Люди любят своих детей и идут ради них на крупные жертвы».

Через год после открытия Гамильтоном родственного отбора Джордж Уильямс, об этом открытии не подозревавший, начал работать над книгой под названием «Адаптация и естественный отбор» (Adaptation and Natural Selection)[74]. До выхода этой книги биологи традиционно считали, что отбор ориентирован на благо популяций и видов. Уильямс доказал, что они ошибаются, и это привело к кардинальным переменам в биологии.

Действие отбора на благо популяции наглядно иллюстрирует документальный диснеевский фильм 1958 года «Белая пустошь» (White Wilderness), в котором стаи леммингов бросаются со скалы во фьорд под проникновенную речь закадрового рассказчика о том, что часть стаи жертвует собой, чтобы остальным хватило корма и вид не исчез. Зоолог В. К. Винн-Эдвардс в книге 1962 года описывал, как в бескормицу некоторые животные перестают размножаться, – этими примерами он подкреплял свое утверждение, что подобные склонности развиваются, чтобы предотвратить гибель всей группы (групповой отбор)[75].

Уильямс показал ущербность этой логики. Генетические вариации, побуждающие особь прекратить размножаться, будут отбракованы, даже если они действуют на благо группы и даже если они могут спасти вид от вымирания. Особь, которая ради блага своей группы прекратит размножаться, даст меньше потомства, чем те, которые продолжат, поэтому такие жертвы должны объясняться как-то иначе. Что касается леммингов, то диснеевская съемочная группа просто не смогла найти таких, которые всей стаей кидались бы во фьорд. Поэтому они купили метлы, заплатили местным, чтобы наловили леммингов, а затем попросту смели грызунов в ледяную воду[76].

Эволюционная теория коренным образом изменилась с осознанием слабости группового отбора и мощи родственного отбора в объяснении альтруистичного поведения. Но так или иначе, эти теории – лишь две из множества эволюционных причин, по которым естественный отбор не усилил нашу сопротивляемость болезням. Признаков, которые делают нас уязвимыми, тьма тьмущая. Зачем нам аппендикс? Зачем нам зубы мудрости? Почему родовые пути такие узкие? Почему коронарные артерии могут закупориваться? Почему так много близоруких людей? Почему у нас не вырабатывается иммунитет к гриппу? Почему существует менопауза? Почему у каждой одиннадцатой женщины возникает рак груди? Почему так распространено ожирение? Почему настолько часты аффективные и тревожные расстройства? Почему не устраняются гены, вызывающие развитие шизофрении? Каждый признак или ген, из-за которого организм оказывается подвержен болезням, представляет собой эволюционную загадку.

Стандартный ответ – возможности естественного отбора не безграничны, и, например, искоренить все мутации он попросту не способен. Причина веская, однако основополагающее открытие эволюционной медицины заключается в том, что у нашей незащищенности от болезней существует по меньшей мере еще пять эволюционных причин помимо этой[77],[78],[79],[80],[81]. Эволюция объясняет не только почему наш организм работает так хорошо, но и почему некоторые его элементы выходят из строя. Покажу вкратце, как это происходит с болезнями вообще и с психическими в частности.

Шесть эволюционных причин, по которым тело/сознание подвержены болезням

1. Несоответствие. Наш организм не готов к реалиям современной среды.

2. Инфекции. Бактерии и вирусы эволюционируют быстрее, чем мы.

3. Ограничения. Существуют проблемы, с которыми естественный отбор не может справиться.

4. Издержки. У всего в нашем организме есть сильные и слабые стороны.

5. Размножение. Естественный отбор максимизирует воспроизводство генов, а не здоровье.

6. Защитные реакции. При опасности такие реакции, как боль или тревога, оказываются полезными.

1. Несоответствие

Большинство донимающих нас хронических болезней – следствие обитания в современной среде[82],[83],[84],[85]. Это не значит, что нам жилось бы лучше в той среде, в которой существовали наши предки. Тогдашняя жизнь была не просто тяжелой, жестокой и короткой – все обстояло гораздо хуже. Представьте себе заражение непрорезавшегося зуба мудрости во времена, когда стоматологов и в помине нет. Инфекция в самой крошечной ране приводит к медленному отмиранию конечности или к гибели. Стандартный способ лечения – вылить на рану кипящее масло – помогает лишь иногда. Ампутации, ставшие возможными с появлением стальных инструментов, проводятся в одно мгновение, поскольку до анестезии еще далеко. Крупный плод – это смертельный приговор для роженицы. Не стоит забывать и банальную голодную смерть. Мы сейчас гораздо здоровее своих предков.

И тем не менее многие нынешние проблемы со здоровьем обусловлены средой, которую мы создали ради удовлетворения своих желаний[86],[87],[88],[89],[90]. Сейчас основная масса населения развитых сообществ живет в материально-физическом отношении лучше, чем короли и королевы всего каких-нибудь сто лет назад.