– Нет, – перебивая сына, протянул Перший и теперь уверенный в том, что тот успокоился, выпустил его из своих объятий. – Дело не в щите… совсем в другом… Это воочию не снятие волнения с плоти, або лучица, как и сама девочка в том уже давно не нуждаются, все переключено на зов и видения… Я убежден, по какой-то причине у Крушеца не получается настроить нормальную связь, поэтому такие невнятные толчки… размазанные, раскатистые, что я наблюдал… А то, что малецык отключился во время гибели плоти, еще раз указывает на проблемы в его состоянии. И это меня пугает, и, похоже, также сильно беспокоит Родителя. Потому сейчас надо понаблюдать, и, естественно, как я просил тебя поговорить с девочкой. Ни в коем случае не прощупывай… У вас довольно доверительные отношения, потому потолкуй с ней. – Стынь едва заметно качнул головой, и легохонько изогнул губы, тем верно символизируя Отцу. – Я понимаю, – несмотря на изменение лица сына, продолжил сказывать старший Димург. – Понимаю, что Еси не желает о том говорить, но ты должен… обязан… ради, нашего драгоценного, Крушеца… Сейчас опасно выдергивать плоть на маковку… опасно направлять бесиц-трясавиц… Нужно мягко все узнать и данное действо должен сделать ты… ты… Стынь…

Младший Димург легохонько вздохнул, точно занятый думами, и медлительно развернувшись, направился вдоль залы. Только сейчас шаг у него был степенным, всякая горячность ушла и из движений его рук, левыми перстами он нежно оглаживал крупный изумруд в перстне на правом указательном пальце, закрывающем почти полностью первую его фалангу.

– Отец… – вельми робко начал Стынь, и вновь он выступал просителем. – Вскоре у тебя с Небо будет встреча, и если ты заручишься поддержкой Асила, тогда Еси можно будет принести на маковку и одновременно осмотреть Крушеца. А девочке помочь со здоровьем.

– Что ж, моя бесценность, мне не сложно повторить, коли ты не понимаешь, аль делаешь лишь таковой вид, – протянул Перший и неторопко опустился на свой трон, слегка при том опершись дланями о его покатые облокотницы. – Девочку сейчас нельзя перемещать, лучице нельзя встречаться со мной или бесицами-трясавицами… Еще опаснее вводить обоих в беспамятство… Это не только распоряжения Родителя, но и мое понимание… Тогда, когда девочка чуть не погибла, а Крушец отключился, надо было принести их обоих на маковку… Но ты, решил по другому, хотя я тебя снабдил четкими действиями. Хорошо, я принял твой выбор, впрочем, сейчас приносить их на маковку недопустимо и дело даже не в Сирин-создании, дело в самой лучице… Поколь мы не будем уверены в ее состоянии ничего… ничего предпринимать нельзя. – Бог медлительно оперся спиной о высокий, резной ослон трона и самую малость прикрыл глаза, точно устав от тугодумия али несогласия сына. – И еще… Не думаю, что Небо будет, так трепетно относится к твоей клетке, как я… Небо вне сомнений тебя любит… тебя, но вряд ли он будет также любить то, что ноне растет в Еси. Скажу более, он предпримет все, чтобы плоть потеряла сие семя, потому как хочет, абы лучица рождалась в его отпрысках. Ведь сейчас, как ты понимаешь, сложно будет определить, что дитя родится белым, не черным. Так, что коли хочешь сберечь ту малость жизни в девочке укрой ее дополнительным щитом и более не выноси с под него. Ибо Небо вельми недоволен всем происходящим… Не только замыслами Родителя, но и тем, что Дажбу опередил Круч, а теперь девочка оказалась и вообще у нас. И его недовольство выльется, в поиски Еси… И в тех поисках будут участвовать не только создания Расов, такие как гарцуки, дзяды, но и, вероятно, особо приближенные помощники брата Рарог-создания… Насколько я ведаю, они давеча прибыли в Млечный Путь из Галактики Отлогая Дымнушка, их привез малецык Воитель, с каковым ты встречался оногдась на маковке… Потому, мой милый, коли ты не прекратишь выдергивать Еси, ее место будет вмале определено.

– О… я об этом не знал и не подумал, спасибо Отец, что подсказал, – встревожено произнес Стынь, и на его большой лоб наползла с под низу легохонькая бороздка, вздетая поднявшимися выспрь бровями, сделавшая выражение лица виноватым. – А может ты, Отец, поставишь щит?

– Нет, – властно отозвался Перший, и легошенько качнув головой, тем самым точно враз отворил дотоль прикрытые веками очи. – Мой щит по условиям соперничества не позволительно ставить. Да и потом Небо знает, как он выглядит… Но он не ведает, как выглядит твой, посему ты можешь быть спокоен. Небо не скоро его найдет, и так как гипоцентавры прилетят сразу в три места на Земле, построят там себе для жизни города, как любят делать, зачаток будет в безопасности… Ну, а потом, когда плод наберет силы, и Небо станет спокоен, что ребенок белый, он его не станет уничтожать. Понеже достаточно сильно привязан к тебе, и побоится расстроить. Так, что глаз, мой милый, все же придется поправлять гипоцентаврам. И да… вот еще, что когда отправишься в систему Шуалина, возьми с собой Круча. Поколь в Млечном Пути нет Асила нужно, чтобы наша кроха, как можно меньше проводила времени обок меня. Оно как, милый малецык, итак слишком от меня зависим. Я страшусь, что когда прилетит Асил, Круч и вовсе не захочет к нему возвращаться… Такое уже было и не стоит тому сызнова повторяться.

Стыню так и не удалось помочь Есиньке с глазом, хотя в ближайший месяц он не раз проводил толкование с Отцом, впрочем всяк раз слышал один и тот же ответ. Не уступал сыну Перший по причине того, что боялся навредить Крушецу, словно ощущая, что с тем происходит дюже неладное.

Однако, Еси в отличие от Стыня и Липоксая Ягы совсем не тревожил глаз и потеря зрения. За прошедший после первой близости с младшим Димургом месяц девушка и вовсе окончательно перестала видеть. Черное пятно полностью поглотило видимость и остановило движение в самом глазу. Если, что и волновало юницу, это лишь редкий приход Стыня да смена их места встречи. Теперь он уносил ее не на остров затерянный в океане, а на крошечный островок посередь реки Иловай, выглядывающий из воды своим круглым пятачком, поросший невысокой травой и по краю, вроде тына окруженный рядьями ярко-алого петушка.

Волновал Еси только редкий приход Стыня. Обаче, появилось то, что стало ее очень сильно пугать… И пугать стало с недавнего времени. Ибо давеча в голове девушки давление и туман рассеялись, и вновь появились тягучие стоны. И если раньше Крушец пытался закричать и звал в тех всплесках Отца, днесь слышались только его тягучие стенания, смысл которых юница не понимала. Однако, она ощущала, что это связано с той божественной душой, о которой толковал Липоксай Ягы. Право молвить, девушка боялась зримой двойственности меж собой и душой. Так, точно в ней единожды существовало две разные сущности, дотоль бывшими единым целым, а после лечения вакан разделившихся… распавшихся… раздробившихся.

Есислава понимала, что об этом надо потолковать со Стынем, не только как с возлюбленным, но и Богом. Тем паче тот все время спрашивал ее о жизни у манан, но вместе с тем боялась и вовсе чем-либо с ним поделиться. Думая в данном случае, как присуще человеку, что ее явственная болезнь может расстроить их отношения.

Тем не менее, Есиньке все же пришлось рассказать о произошедшем у манан, одначе, утаив и про боль во время вмешательства вакан, и про стенания Крушеца. Девушка лишь поведала Стыню о видениях… и поведала, потому как они вновь появились. Днесь видения прошлого приходили с учащающейся частотой, если по первому сие были дымки ушедшего, возникающие раз на дню, вмале они стали проявляться четкими фрагментами… четкими и весьма ясными. Почасту в тех видениях девушка видела многорукую, голубокожую женщину, и, даже ощущала на своей коже ее полюбовные, родительские поцелуи. Реже она зрела белокожую, худую и очень красивую женщину с миндалевидным разрезом очей, в которых и вовсе не имелось ни радужной оболочки, ни зрачка, всего-навсе белая склера наполняла их внутренность, а по ней иноредь кружили золотые спирали, аль они и вовсе меняли цвет на золотистый, такой, каким подсвечивалась кожа Богов. В моменты тех видений Еси ощущала дикую и явно болезненную тоску и тогда слышала те самые тихие стоны.