Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Противно было думать, что парни, ровесники моих сыновей, могли так поступить. Однако в каком-то смысле я была даже рада: их поведение лишило меня последних иллюзий. Это были не просто подростки и не просто мои пациенты.
– Совершенно с тобой согласна! Я обо всем сообщу Доун, можешь не сомневаться, – сказала Венди, упирая руки в бока. – Я еще думала, чтó это они поначалу перешептывались и хихикали. Наверняка придумывали свой план. Вечно с ними проблемы, стоит им собраться вместе. Начинают от скуки вытворять всякие гадости.
– Хотели проверить, сорвусь я или нет, – сказала я, – ну так этого не будет.
* * *
Вечером я облегчила душу, обо всем поведав Дэвиду. Как обычно, он держался спокойно и уверенно. Выслушав мои возмущенные речи, напомнил, что я не обязана оставаться, если мне не нравится работать в тюрьме. Он выключил звук телевизора, показывавшего спортивный канал, а я сбросила туфли и с ногами забралась на диван.
– Я не собираюсь бросать работу только потому, что они попытались меня задеть. Жизнь так устроена, что всем время от времени приходится сталкиваться с обидами.
– Меня тебе не надо убеждать, – ответил на это Дэвид.
– Я хочу сказать, мне очень повезло увидеть мир, о котором большинство людей понятия не имеют, – продолжала я.
– Как я уже сказал, меня не надо убеждать.
Я поудобней устроилась в складках протертой кожаной обивки, забросив ноги на подлокотник. Крепко закрыла глаза. Возможно, Дэвид прав. Я пытаюсь убедить кое-кого другого: саму себя.
Мне нравилась моя новая работа. Я была уверена, что правильно выбрала карьерный путь, но что-то подтачивало изнутри: я не видела смысла в том, чем занималась. Помогала ли я этим мальчикам в жизни или просто штопала прорехи? Мог ли вообще кто-то им помочь, или к ним было не пробиться из-за стен самозащиты, еще более высоких и непроницаемых, чем стены тюрьмы?
Руки и ноги отяжелели, и в следующий миг я уже заснула. Никакие крики и свист болельщиков в телевизоре не могли меня разбудить.
Глава шестая
Джаред Кин не был похож на других мальчишек, которые приходили ко мне в Хантеркомбе.
Долгое время я мечтала обнаружить в своей работе что-то вдохновляющее, и вот ко мне обратился восемнадцатилетний парень, которого через несколько месяцев должны были перевести в тюрьму для следующей возрастной категории, от 18 до 21.
Как только он ступил в кабинет, я поняла, что его тревожит нечто большее, чем просто жалобы на боли в спине. К этому времени я неоднократно сталкивалась с подобными проблемами. В основном боль в спине вызывали тоненькие матрацы и каменной твердости кровати, ну или излишнее рвение в тренажерном зале.
Джаред держался застенчиво, даже робко, избегая смотреть мне в лицо, и напрасно, потому что глаза у него были темные и выразительные, а улыбка очень славная. Правда, его не красила тюремная стрижка, да и кожа выглядела так себе. На костяшках пальцев красовалась татуировка с какими-то буквами, а оба запястья покрывали тонкие поверхностные порезы. Они располагались на равном расстоянии, и чтобы такие нанести, ему явно потребовалось немало времени и большая точность. Из записей в карте я узнала, что увечья он наносил себе краем баночки от йогурта.
Джаред заметил, что я рассматриваю порезы, и натянул пониже рукава серого свитера, нервно теребя края манжет. Порезы были свежие, но не воспаленные, и позднее в тот же день ему предстояло посетить психиатра для текущей оценки психического состояния. Заключенные, которые наносят себе телесные повреждения, попадают под особое наблюдение, согласно «Акту о защите и адаптации». Это позволяет обеспечить им безопасность с помощью протокола, в который контактирующие с ними сотрудники тюрьмы регулярно вносят записи об их состоянии и настроении. При возникновении риска суицида за заключенными наблюдают 24 часа в сутки в специальной камере.
Чтобы Джаред немного расслабился, я начала расспрашивать его о том, болела ли спина раньше, надеясь таким образом побольше о нем узнать. Я всегда считала, что для корректной оценки состояния больного надо постараться узнать его как человека. В случае Джареда можно было не сомневаться, что за простой жалобой стоит нечто более серьезное.
Люди наносят себе увечья по разным причинам, но в основном чтобы вытеснить душевную боль: ради этого они идут как на мелкое членовредительство, так и на самоубийства. Впервые оказавшись в Хантеркомбе, я была поражена частотой этого феномена, но со временем начала понимать его причины. Одиночество, всепоглощающее чувство беспомощности и безнадежности, острая клаустрофобия от того, что ты заперт в клетке. Груз вины также вносил свой вклад. Многие из этих мальчиков совершили страшные преступления и не могли примириться с самими собой. Некоторые переживали о том, что подвели любимых или семью.
Как обычно, я не знала, за что посадили Джареда, и не считала возможным спрашивать. Если захочет, он может сам рассказать, что с ним произошло.
Он потер рукой левую сторону поясницы.
– Спина болит с тех самых пор, как я тут очутился.
– А сколько ты уже здесь, Джаред?
– Слишком долго, мисс.
Он глубоко вздохнул и выпустил воздух сквозь сложенные губы.
– Два с половиной года. И еще три осталось.
– Тебя переводят?
– Переводят, мисс.
Выходит, он совершил что-то серьезное, раз его приговорили к пяти с половиной годам. Возможно, вооруженное ограбление. Но точно узнать было нельзя.
Я собралась осмотреть его; попросила Джареда встать и поднять свитер. Он напрягся, и я тут же поняла почему. Вся его спина пестрела старыми шрамами от сигаретных ожогов. Они напоминали маленькие кратеры, рассыпанные по поверхности кожи. Вряд ли он сам этот сделал. Я сразу же заподозрила, что сигаретами его прижигал кто-то другой.
Джаред явно испытывал неловкость, так что я опустила его свитер и прощупала спину сквозь ткань.
– Ой! – воскликнул он, стоило мне коснуться поясницы слева.
Я извинилась и прошлась пальцами по другим участкам, чтобы убедиться, что боль локализована с одной стороны. Так и оказалось, и я была уверена, что это мышечная боль, скорее всего, вызванная матрацем, точнее, его низким качеством.
Я уложила Джареда на кушетку, чтобы продолжить осмотр.
– Ночью я пытался спать на другом боку, но это не помогло. Я вообще плохо сплю, а теперь чувствую себя как в смирительной рубашке, потому что еще и двигаться не могу.
– Конечно, спать на таких кроватях не особо удобно, – сочувственно заметила я.
Он поймал взгляд, направленный на его запястья, и, не дожидаясь