Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Владимир Федорович, несмотря на то, что быстро принял меня и подписал все бумаги, был встревожен, озабочен и все время отвлекался. А когда я напрямую задал вопрос, в чем причина его беспокойства, дал мне почитать телеграмму из Тифлиса:
Сегодня в 11 утра Тифлисе на Эриванской площади транспорт казначейства в триста пятьдесят тысяч был осыпан семью бомбами и обстрелян с углов из револьверов, убито два городовых, смертельно ранены три казака, ранены два казака, один стрелок, из публики ранены шестнадцать, похищенные деньги за исключением мешка с девятью тысячами изъятых из обращения, пока не разысканы, обыски, аресты производятся, все возможные аресты приняты.
Елы-палы, а ведь это же то самое ограбление, которое приписывали Сталину! Я как почитал «Тифлис» и «казначейство», так сразу в памяти всплыли интересные подробности этой истории, чуть было перед Лауницем не похвастался знаниями.
Спланировали революционеры все на отлично – расстановка двадцати участников, связь, сигналы оповещения, – сумели выдернуть двести пятьдесят тысяч из почтовой кареты, везшей деньги в банк. Ну грохнули пяток охранников, ну угробили заодно пару дюжин из непричастной публики, зато какие бомбы хорошие были, как здорово они взрывались! И колоссально облажались после нападения – видимо, сами не верили, что дело выгорит. Для начала банкноты пришлось прятать в матрасе, матрас тащить в Тифлисскую обсерваторию, где когда-то работал Коба, там постелить на диван директора и… оставить без надзора на время, пока утихнет поднятая эксом буча. Ну и потом влипнуть с обменом крупных купюр с известными номерами – разом в нескольких странах Европы. И как водится, в деле было несколько провокаторов и агентов охранки, даже Сталина подозревали.
Так что в Тифлис мы подорвались срочно, но честь по чести, инспектировать толстовские колонии в Грузии. А неофициально – нанести визит товарищу Кобе и товарищу Камо. Деньги эти РСДРП, тем более (б), совсем ни к чему, пусть лучше статейки пишут, чем бомбы делают. А я найду, как бабками распорядиться.
Ехали раздельно: я в первом классе, Аронов с Распоповым в третьем, а Дрюня, он же Андрей Петрович Воздвиженский, – во втором. Зря, что ли, я у Лауница паспортные бланки вытребовал? Илья с Николаем тоже числились под другими фамилиями – Панаев и Скабичевский. У нас в Сибири (надо же, до чего меня здешняя жизнь довела – уже «у нас») полно потомков ссыльных поляков, никого такая фамилия не удивит.
Унылые северные болота за окном переходили в нарядные перелески Центральной России, а затем в поля Воронежа и донские степи. Менялись и попутчики, в Москве разочарованно сошла строившая мне глазки пышная дама, так и не дождавшись никакого ответа на свои потуги. Нет, шесть пудов веса это как-то слишком. На ее место подсел офицер и тут же умотал в соседний вагон, где ехали его сослуживцы, но в Козлове они все, до синевы выбритые и слегка пьяные, покинули поезд.
А города и веси за стеклом были неуловимо похожи на Россию XXI века – с поправкой на технологии, разумеется. Вот так приезжаешь в незнакомую деревню или частный сектор, и сразу видно, кто есть кто – вот тут местный олигарх живет, забор три метра, дом из кирпича, обвешан спутниковыми тарелками, во дворе «крузак» или «эскалада». Вот крепкий хозяин, «каблучок» или «газелька», дом без лишних антенн, но ухоженный, все по уму. Вот заброшенный, покосившийся, а вот тут люди выживают – и рады бы подправить и сделать как следует, да не на что. И что-то мне Россия образца 1907 года сильно последний вариант напоминает. Во всяком случае, доля таких домов-выживальщиков заметно больше. Смотрел я на поселки и городки – вроде все на месте, даже, бывает, пристанционная площадь замощена и дома вокруг приличные. Но прямо напротив – непременный кабак с двумя-тремя пьяными, независимо от времени суток. Городовой важно усы крутит, извозчик с флегматичной кобылой ждет седоков, бомонд вышел поезд встретить – мужчины в шляпах, дамы с зонтиками. А буквально сразу за площадью вот они, домики, по третий венец в землю ушли. Редко в три, обычно в два окошка, и не всегда стекла на месте – где бумагой заклеено, а где и куделью заткнуто. И какая уж там мостовая, хорошо если травой заросло, а не разбитые переулки со столбами пыли.
И на каждой крупной станции – в Рязани, Ростове, Екатеринодаре, Владикавказе – непременно арестантские команды под конвоем. Либо работали, либо их в «столыпины» грузили. И по виду все больше пролетарии. А чего с ними церемониться, это интеллигенцию в ссылки мякиши из хлеба лепить, а этих сразу куда подальше, революция закончена, реакция торжествует, все строго по учебнику советских времен.
– Нашли! – радостно приветствовал меня Дрюня в буфете Порт-Петровского на получасовой остановке.
Тут до такой роскоши, как вагон-ресторан, пока не додумались, вернее, додумались, но широко не ввели, гоняли их на международных линиях, да и то не всех. Оттого пассажиры имели шанс поесть только на станциях, для чего там и были буфеты для первого и второго классов. Третьему классу и этого не полагалось, железная дорога разве что обеспечивала кипятком, а дальше крутитесь, как хотите.
Но земляки выглядели издалека, когда мы перемигнулись на перроне, вполне довольными и сытыми, деньги есть, а значит, всегда можно прикупить снеди у вечных вневременных бабулек с пирожками, судками и местными, так сказать, специалитетами.
– Что нашли? – я оторвался от форели.
– Так обсерваторию! Вот, телеграмма догнала.
Вспомнив, что действие было привязано к обсерватории, я почему-то решил, что речь идет об астрономической – ну там, телескопы, рефлекторы-рефракторы, звездное небо и все такое. Слава богу, что решил перед выездом проверить – астрономической обсерватории, согласно доступным словарям и справочникам, в Тифлисе не было. Напрямую спрашивать было стремно, отправленные в Университет и на Бестужевские курсы Дрюня и Елена не преуспели. Ученые мужи морщили лбы, пытаясь вспомнить, что там есть после череды переименований, время поджимало, и пришлось ехать наудачу, не дожидаясь ответа. Но вот теперь нас нагнала телеграмма – есть там обсерватория! Только давно уже магнитная. Ну и за погодой следили, метеостанция, в общем. В телеграмме указан и адрес, Михайловский проспект, против военного училища и стрелковых казарм.
Кроме телеграммы, Дрюня притащил и