Кира моргнула:

— Ладно. Моё дело — предупредить.

Она смотрела прямо в глаза. Как будто хотела выразить что-то ещё. И я в очередной раз подумал, что если бы Киру немного по-другому одеть, наложить чуть-чуть другой макияж, если бы она двигалась и изъяснялась хоть немного иначе, то и выглядела бы гораздо привлекательнее. А так — никакой ауры, муляж человека, говорящий юридический манекен. Объяснить бы ей это, так ведь оскорбится и не поймёт. Да и не захочет она меняться.

А насчёт Ирмы — бог с ней.

Всю неделю после возвращения из Алексино мы с ней не виделись и не переписывались по мейлу, будто нас отгородила друг от друга глухая стена. Вероятно, Ирма таким образом давала понять, что наше маленькое эротическое приключение завершено: ничего не было, остынь и забудь. Я, надо сказать, не очень-то и переживал. Покалывало немного в сердце. Но нет — так нет. Навязываться я, разумеется, не собирался.

Мне вообще сейчас было не до неё. Обнаружилось, что пока мы с Ирмой развлекались в Алексино, у нас тут, в студии, образовалась пара серьёзных проблем.

Оказывается, «Анода» потребовала от Лёлика сделать и вывесить на канале несколько специальных материалов: гибнущий Вашингтон, гибнущие Берлин, Варшава, Париж... Паника, всемирная истерия, агония Запада в недвусмысленных и жёстких тонах... Не знаю, уж чем они там руководствовались, формируя такой заказ, возможно, какими-то внешними, сугубо политическими соображениями, но только Лёлик твёрдо сказал, что ничего подобного делать не будет. Собственно, он и не мог ничего подобного изобразить: у него для этого просто не было исходных картинок. Но поскольку и объяснить, в чём дело, он тоже не мог, то его ничем немотивированный отказ «Аноду» совершенно взбесил. Топ-менеджеры, не привыкшие к возражениям, восприняли это как идиотский каприз, как самонаде­янность мальчика, возомнившего себя уникальным и незаменимым. В общем, его пригрозили уволить, на что Лёлик равнодушно пожал плечами: увольняйте. Ситуация зашла в тупик. Вадим, которого, само собой, в это втянули, раздражённо пытался разрулить противостояние. В конце концов конфликт кое-как удалось загасить, но угли тлели. Было ясно, что «Анода» это просто так не оставит.

И всё-таки не административные коллизии меня взволновали.

Гораздо хуже было другое.

В первую же минуту моего появления в студии Лёлик трагическим шёпотом, оглядываясь, не слышит ли кто, поведал,что пропала Зарина.

— Как это пропала?

— Не знаю... Пропала — и всё. То присылала  по  два-три  сообщения  в  день,  а тут вдруг замолчала и не проявляется уже пятые сутки. Ни видео, ни текстов, ни голосовых файлов... Я вам об этом не говорил: не хотел дёргать, отрывать от работы. Чтобы не переживали. Ждал, что вот-вот объявится. Да всё равно, чем бы вы сумели помочь?

Выглядел Лёлик плохо. Жёлтая от бессонницы кожа, круги под глазами. Казалось, что ему больно было даже дышать.

Он твердил:

— Её убили... Она сорвалась в про­пасть... Она лежит где-то без сил, умирая от голода...

Он был почти невменяем.

Кира квохтала над ним, как обеспокоенная наседка. То и дело пыталась скормить ему таблетку транквилизатора.

Лёлик отталкивал её руку:

— Уйди!.. Уйди!..

Расплёскивалась вода из стакана.

Высунулись из своего закутка испуганные маркетологи.

К счастью, в тот же понедельник, когда мы получили известие от Аврелия, в середине дня — помнится, я, тупо таращась в компьютер, размышлял, что же нам предпринять, — вдруг прозвучал характерный бибикающий сигнал.

Мы вздрогнули.

Лёлик, потный, полуразобранный, как раз в это время сотый раз объяснял, что мы сами, отсюда, связаться с Зариной не можем:

— Не знаю я, почему!.. Я, кажется, всё перепробовал!.. Тут не сетевые технологии, тут, наверное, какая-то хитрая физика. Может быть, дело — мне так кажется — в том, что из будущего в прошлое мы скользим без всяких усилий, просто по вектору времени, словно с горы, а вот чтобы подняться из прошлого в будущее, надо преодолевать силу течения. Тут должен быть какой-то специфический механизм...

Голос у него дрожал. Он взирал на меня с такой детской, с такой наивной надеждой, будто я был способен этот механизм немедленно предложить.

А что — я?

Уже дважды заглядывала к нам обеспокоенная Кира. И уже дважды я прогонял её недовольной гримасой. Киры ещё здесь не хватало! Хотя в глубине души я был с нею согласен: Лёлику требуется психиатр.

Так вот, в этот самый момент раздался характерный сигнал.

С Зариной всё обстояло более или менее благополучно. Если, конечно, таким образом можно охарактеризовать тамошнюю её ситуацию. Столкновения между албанской армией и сербским миротворческим корпусом действительно начались. Группа, в которой находилась Зарина, дважды пережидала артиллерийский обстрел. Пронесло, обошлось без жертв, но целых три дня им пришлось отсиживаться в каком-то вонючем бункере, сохранившемся, вероятно, ещё со Второй мировой войны. Хорошо, что неподалёку от бункера находился колодец, дожди закончились, снова навалилась удушающая жара. Днём в бункере было нечем дышать, но и высовываться наружу рискованно: то и дело проползали транспортёры с солдатами на броне. Однажды, чуть дальше по дороге, но достаточно близко, разразился настоящий бой, длившийся, то затухая, то вновь разгораясь, почти целые сутки: автоматные очереди, буйные разрывы гранат, вертолёты, извергающие из себя пенные полосы ракетных пусков... Девочки затыкали уши. Оставалось только молиться. Сеть в этой местности отсутствовала; вероятно, ретрансляционные станции были разрушены. Наконец группе удалось добраться до Сербии, там пограничники направили их в лагерь беженцев в районе Нови-Пазара.

Зарина прислала оттуда сразу штук двадцать роликов — бункер, где они укрывались: страшноватый бетонный фурункул с щелями для пулеметов; дымящийся, подбитый бронетранспортёр на тропе; крохотная долина: по улице между разрушенными домами движется кучка людей, несущих гроб; скопище армейских палаток в лагере, очереди к цистерне с водой, очереди к фургонам, привёзшим пищевые пайки... Ей даже удалось скачать кое-что из международной хроники: проповедь Папы Римского в Ватикане, многотысячная толпа на площади стоит по колено в воде; Эйфелева башня, уходящая опорами в озеро (вы хотели Париж, пробормотал Лёлик, вот вам Париж), Гостиный двор в Петербурге: плоские серые волны плещутся о галерею второго этажа...

Здесь же было любопытное интервью с президентом Российской метеорологической академии: «Созданная нами модель позволяет объяснить, почему „Уотербанг", как его сейчас именуют, начал развиваться так быстро. В предшествующие десятилетия изменения накапливались почти незаметно, они были слабыми и особых опасений не вызывали. Однако в результате возникла ситуация высокой неравновесности, ситуация, где внутренняя энергия постепенно размывала связность сдерживающих её