И вновь заискивающая, просящая улыбка.

Кирьян хмыкнул. Толстяк не шутил. Иосиф Львович Брумель действительно был майданщиком на сибирской каторге, а Кирьян, как «иван», охранял его стол, за что получал по полтине в день. Первый раз их пути пересеклись восемь лет назад, когда очередной этап «семи морями» перегоняли из Одессы на Камчатку. Толстяка били смертным боем, лупили впрок, чтобы не забывал арестантскую науку и не тянул с каторжан семь жил.

В тот раз только вмешательство Кирьяна предотвратило смертоубийство.

Второй раз их пути пересеклись пять лет назад, в Петропавловске-Камчатском, славившемся по всему полуострову своими строгими порядками. Пребывая в кандальной тюрьме, Кирьян удивлялся тому, что каждую неделю какая-то милосердная душа передавала ему рублик, который в то время являлся для него немалым подспорьем. Только когда он был переведен в околоток — небольшую больничку, где можно было отдышаться и залечить язвы от кандалов, — к нему заявился поселенец и, сняв картуз, явно стесняясь собственного благополучия и сытости, сообщил о том, что это он скармливал ему рублики на скорейшее выздоровление.

В этом поселенце Курахин узнал Иосифа, которого некогда спас от смертного боя.

* * *

— Матвеевича забудь! — отрезал Кирьян. Посмотрев на перепуганных пассажиров, он продолжал: — Ты мне товарищ! Господа, советую облегчить собственную участь и освободиться от золота и всех драгоценностей. Даю вам три минуты! Копыто, — повернулся Кирьян к сподвижнику: — Засекай!

— Сделаем, — охотно согласился Егор Копыто, вытащив из кармана серебряные часы.

Особенно расторопно люди освобождаются от драгоценностей под дулами револьверов, направленных точнехонько в центр лица. Со стороны создается впечатление, что золото просто начинает жечь им кожу.

Кирьян с усмешкой наблюдал за их стараниями.

На столе быстро росла горка драгоценностей: кольца, колье, перстни, портсигары. Здесь же лежали бумажники и кошельки. Сильно стукнув, старичок в ветхом пиджачке установил в центр стола малахитовую шкатулку, инкрустированную золотом.

В углу тамбура подле окна стояла молодая женщина и никак не могла снять с безымянного пальца перстень с сапфиром. Понаблюдав за ее потугами, Кирьян усмехнулся:

— Сударыня, если вы будете так рвать перстень, так наверняка останетесь без пальца. Давайте я вам помогу.

— Как вам будет угодно, — протянула женщина ладонь, словно подавала ее для поцелуя.

Уверенным движением Кирьян снял с пальца украшение.

— У вас очень здорово получается, — фыркнула женщина.

— Практика-с, мадам!

Посмотрев камень на свет, Кирьян положил перстень в карман.

Взяв со стола часы, Кирьян произнес:

— Итак, господа, время ваше вышло. Гаврила, собери добро.

Открыв саквояж, тот широким движением смахнул драгоценности в кожаное нутро. Золотой дождь просыпался с тихим шорохом и рассыпался по широкому дну.

— Сколько ты мне тогда рублей дал? — спросил Кирьян у бывшего майданщика.

— Не считал, Кирьян Мат…

— Вот возьми, — протянул он Брумелю золотые часы. — Кирьян не любит оставаться в долгу. Этого достаточно?

Взяв часы, майданщик закивал:

— Достаточно, барин. Благодарствую! Сполна хватит.

— Чем ты сейчас занимаешься?

— Коммерция у меня, торгую понемногу.

— Где тебя найти?

— На Сухаревку заходите, там Иосифа Львовича любой покажет. Я человек полезный.

— Загляну, — пообещал Кирьян.

— Уходим, Кирьян, — торопил его Копыто. — Пора!

Вышли из купе. В тамбуре, зажав лицо руками, сидела молодая девушка в разорванной кофточке. Кирьян только хмыкнул: веселятся жиганы! Понять их можно, кровушка-то кипит. А с девки не убудет!

Подводы, заваленные добром, стояли на платформе. Кучера, взяв вожжи, терпеливо дожидались.

Спрыгнув с подножки, Копыто подскочил к одному из кучеров, мужчине с окладистой бородой, и коротко скомандовал:

— Поедешь лесом до хутора. Там разгрузишься.

— Знаю, хозяин, — обиженно протянул возница, шевельнув вожжами. — Ведь обговорено уже.

Вышел Кирьян. Застреленные чекисты лежали вповалку, без всякого почтения. Один из жиганов, с огромным самоваром в руках, торопился к подводе. Возможно, что в хозяйстве и он необходим, но золотишко было бы предпочтительнее. Споткнувшись о выставленную ногу убитого, парень зло чертыхнулся и поторопился к тронувшейся подводе.

— Но, пошла! — хлестнул бородач вожжами по крупу застоявшуюся лошадь. — Да бросай ты сюда свой самовар!

— Ты это, Гурьян, поосторожнее! — Жиган уложил аккуратно самовар. — Бабе своей хочу подарок сделать.

— Да что с ним будет! — рассмеялся бородач. — Но, пошла, родимая! — ударил он вожжами лошадь, заставив ее бежать трусцой.

— Кирьян, — подошел к главарю молодой улыбчивый парень. Кирьян узнал в нем того самого красноармейца, что сообщил ему о предстоящем налете. — Пойдем за вокзал, там карета тебя ждет. Со всем почетом докатишься. И сразу на блатхату, там марухи по тебе соскучились!

Веселость молодого жигана отчего-то раздражала. Хотя, может быть, и зря. Ведь не исключено, что тот жизнью из-за него рисковал.

— Кожаную куртку откуда взял? — хмуро спросил Курахин.

— Так ведь вот они, — растерянно кивнул жиган на убитых чекистов. — Не пропадать же добру. Да и вещица все-таки хорошая, ноская! — Улыбнувшись во всю ширь, добавил — Да и бабам очень нравится!

— Ходишь, как чекист! Я на эту кожу в кабинетах «чрезвычайки» насмотрелся. Скидывай!

— Как скажешь, Кирьян, — примирительно кивнул молоденький жиган.

Сняв куртку, он перебросил ее через плечо.

— Так поедем?

— Ксивы у чекистов забрали?

— А то, — засветилось радостью лицо жигана. — Все здесь, — похлопал он ладонью по карманам брюк.

— Что-то я тебя не припоминаю, откуда ты?

— У Федора Моченого был. А когда его замели, так я к Егору прибился.

— Понятно. Тебя как кличут?

— Антип.

— Вот что, Антип, к бабам потом. Знаешь, где Дарья живет?

— Знаю.

— Что с ней?

— Наши ее не трогают. Неизвестно, как ты отнесешься.

— Все правильно, — хлопнул Кирьян по плечу жигана. — У меня к ней должок, я с ней сам переговорю. Пошли!

Автомобиль стоял в тени деревьев и был едва различим. Водитель, заметив приближающихся жиганов, завел двигатель, и машина, вынырнув из темноты большой черной рыбиной, осветила фарами подошедших.