и строгому иноческому подвигу нового настоятеля монастырь стал пополняться братией, строились новые кельи, трапезная. Возвели заново летний и зимний храмы и начали золотить купола.

И казалось Никодиму, что Господь призрел на его молитву и простил его. Судьбой своих бывших подельников он мало интересовался. Но ежедневно возносил о них молитвы за литургией, прося Господа вразумить их и наставить на путь истинный. В заброшенном некогда монастыре где-то на окраине Сибири ежедневно кипела работа, прерываясь только на воскресение и большие церковные праздники. И как ни жаль было отцу Никодиму братии, которую поднял ни свет, ни заря заполошный Андрюха, приезд новых гостей в их скромную обитель не сулил ничего хорошего.

* * *

Снова частный вертолет поднял в небо наших героев, чтобы доставить их через непроходимую тайгу к забытому Богом и людьми монастырю. Только вместо хорошенькой помощницы на борт взошли два амбала, которых Рауф приставил приглядывать за своими подопечными.

Где-то на опушке леса ждала их небольшая площадка среди частных владений местного князька, что мечтал присвоить себе земли монастыря и построить на берегу красивейшего лесного озера элитный СПА-комплекс. А дальше на тетрациклах, по извилистым лесным тропам, объезжая непроходимые болота, еще верст эдак двадцать, пока не уткнешься в поросшую мхом каменную монастырскую ограду.

Несколько раз посылал своих братков к отцу Никодиму местный олигарх. И каждый раз возвращались они ни с чем. А иные после общения с батюшкой оставались за монастырской оградой. И, сбросив с себя тяжкое бремя греховное, аки младенцы, начинали свою жизнь с чистого листа. А батюшка от всей души благодарил Господа за то, что сподобил его истинного покаяния, не словом токмо, но и делом, наставляя и вразумляя этих младенцев в вере.

— Что, братия? — вышел к монахам отец Никодим. — Снова предстоит нам нелегкая борьба. Помолимся Господу о сохранении обители нашей. А там уж как сам Он управит.

Молча разошлись иноки по своим кельям, чтобы в тишине совершить главное монашеское делание — Иисусову молитву. И только еще неокрепший ум послушника Андрея блуждал в поисках ответа на вопрос, где найти патроны для станкового пулемета «Максим».

* * *

— Ну, здравствуй, друг мой Игорек! С миром пришел, али как?

— Благослови, отче! Не исповедовался давно, — Игорь наклонил свою голову с черной копной начинающих седеть волос.

«Начало обнадеживает», подумал отец Никодим и перекрестил его, чувствительно ударив пальцами по макушке.

Игорь поднял голову, и на глазах его заблестели слезы.

— Как мне обращаться-то к тебе? Святой отец?

— Давай обнимемся, старый друг, — Никодим шагнул ему навстречу и заключил в свои объятия.

Что-то екнуло в душе у Игоря в этот момент, и захотелось ему расплакаться. Как плачут лишь в детстве, смывая с себя груз усталости, обид и разочарований.

— Ты поплачь, поплачь, — похлопал его по спине настоятель. — Где и отогреться душой, как не в монастыре? Кто только сюда не приходит! С какими только ссадинами на душе. Пойдем-ка в храм, исповедуешься. А утром за литургией причащу тебя.

Как маленького ребенка он взял Игоря за руку и повел за собой в недавно восстановленный храм Живоначальной Троицы.

* * *

Прошла неделя.

— Вот так-то, Игорек, — закончил свой рассказ отец Никодим. — Амбалов своих не бойся, не помешают они тебе. Ими сейчас отец Савва занимается. У него и не такие каялись. А тебе жениться нужно, а не в монастырь. Хорошую девушку ты встретил, Игорь. Подмогой тебе она будет. А как деток нарожаете, приезжайте ко мне всей семьей. Все шестеро.

— Да неужто…, — начал было Игорь.

— Храни тебя Господь, — перекрестил его на дальнюю дорогу отец Никодим. — За Олега не беспокойся. Хорошим монахом станет твой друг. Не случайно привел его сюда Господь. Что? Говоришь, где общаковая касса? А сам не догадался? — по-юношески задорно улыбнулся настоятель и обвел рукой свою расцветающую день ото дня обитель.

О том, как один миллионер в монахи подался

Липкие похотливые пальцы забегали по телу Алены, то жадно залезая под юбку, то пытаясь расстегнуть застежку бюстгальтера. Упираясь руками в грудь насильника и уворачиваясь от его влажного рта с бьющим в ноздри запахом перегара, она пыталась скинуть с себя грузное тело своего бывшего начальника. «Мамочка! — в панике думала она: Мамочка! Что же теперь будет!» А дальше произошло то, чего она никак не могла ожидать.

Пальцы Бориса внезапно разжались, тело обмякло и обрушилось на нее всей своей 100-килограммовой тушей. Потом какая-то неведомая сила подняла его с кровати. И глазами, полными ужаса, глядя в одно из окон каюты, отмахиваясь от чего-то руками, он закричал: «Нет нет! Я не хотел! Не трогай меня! Пожалуйста!». Алена посмотрела в окно и увидела в нем только голубое небо да облака, что отражались в синей глади моря.

Всю последующую неделю Борис провел в своей каюте, забравшись с головой под одеяло и повторяя один и тот же бред о женщине в белом, которая пришла, чтобы забрать его в преисподнюю. И каждую ночь у его подельников кровь стыла в жилах от дикого утробного крика, что доносился из каюты Бориса и вещал о том, что нужно покаяться. Иначе все мы там будем.

На вертолете немедленно доставили психиатра с парочкой санитаров, которые обкололи бедолагу сильнодействующими антидепрессантами. Днем он немного успокоился, зато ночью начал кричать еще громче. Рауф навел свою пушку на психиатра и потребовал немедленно сделать что-нибудь. На что психиатр развел руками и сказал, что медицина здесь бессильна и не хочет ли он позвать батюшку.

На следующий день на судне появился худенький священник с аккуратно подстриженной бородкой, покропил все углы святой водой и закрылся в одной из гостевых кают, принимая по очереди исповедь у всей команды. После визита священника Борис успокоился, и вой на яхте прекратился. Теперь он сидел в своей каюте и скулил, как побитая дворняга, жалуясь кому-то на бесцельно прожитую жизнь.

И только Рауф остался не при делах, обозлившись на происходящее еще более прежнего. Алена теперь беспрепятственно могла гулять по яхте, купаясь в бассейне, посещая СПА-салоны и лишь смутно догадываясь о