забота все равно не изменит того, что он – убийца моего отца и мой личный враг.

– Слушай, оставь меня в покое, а?

И Волков меня и тут удивляет: молча разворачивается и уходит. Но пока я пытаюсь поднять челюсть с пола, возвращается. И не один. А с подносом еды в руках.

– Артем, что происходит? – осторожно интересуюсь, пока истекаю вся слюной, с глубоким наслаждением втягивая в себя аромат, исходящий от блюд.

– Ничего. Просто тебе и малышке надо нормально питаться.

В любой другой ситуации я бы огрызнулась, но сейчас понимаю, что просто зверски голодна. Накидываюсь на еду, с наслаждением набивая рот и совершенно не обращая внимания на Артема. Но он, как всегда, не вовремя напоминает о себе.

– Аврора?

– Что? – бурчу с набитым ртом, со стороны напоминая хомяка.

Артем сморит на меня внимательным и долгим взглядом, но все же качает головой:

– Ничего. Отдыхай.

И уходит, оставив меня один на один с чувством недосказанности…

Глава 12

Артем

– Я смотрю, между вами любовь так и искрит,– роняет Роберт, закрывая дверь в мой кабинет.

– Не понимаю, о чем ты, – отвечаю как можно безразличнее, наливая нам по коктейлю.

– О тебе и твоей «ласковой» жене, которая на тебя волком смотрит.

Молча протягиваю стакан другу, падая в свое кресло. Роберт – единственный человек, которому позволено вести себя так и лезть в мою душу. Роберт – единственный, кому я могу доверять после себя.

– У нее есть на это причины,– отхлебываю из своего стакана и откидываю голову на спинку кресла. Впервые за последние несколько дней я позволяю себе расслабиться и почувствовать усталость.

– Ну, разумеется. Она же считает, что это ты убил ее отца, и из-за тебя ее мать в больнице, – я слышу в голосе Роберта раздражение, но не обращаю на это никакого внимания. Сегодня я – эмоциональный труп. Сначала эта ситуация в больнице, потом все же пришлось провести совещание, хоть и с опозданием в несколько часов, и две важные встречи. Я вымотан так, как не был за последние месяцы.

– Ага, именно так и считает моя жена.

– Так в чем дело? Скажи ей правду, – Роберт залпом допивает свой коктейль и толкает свой бокал через весь стол.

– И как это будет выглядеть? – теперь уже я раздражаюсь. Но в большей степени от того, что понимаю – Роб прав. Аврора имеет право знать правду. Но я не хочу, чтобы она в дальнейшем была со мной из чувства благодарности. Пусть лучше ненавидит. Отношения, построенные на благодарности и чувстве долга, у нее уже были. И она запросто ушла из них ко мне. – Дорогая жена, ты знаешь, я не убивал твоего отца, хоть и обещал. Благодари меня теперь всю жизнь! И, ах, да, я еще выплатил его многомиллионные долги! Так?!

И это правда. Мирон Соболев влетел на большие бабки. Не без посторонней помощи, конечно же. И так как его не стало, то долги Соболева автоматически перешли к его семье.

Но я выплатил их все буквально сегодня. Это с его кредиторами я встречался после совещания. Я взял эту ответственность на себя, потому что не хотел, чтобы Аврора волновалась и разочаровалась в своем отце. Пусть и дальше хранит о нем светлую память.

Да, я понимаю, что проявляю себя как слабохарактерный мужик, и понятия не имею, чем продиктовано мое великодушие, но…глубоко внутри знаю: так надо. И я поступаю правильно.

– Не утрируй, – кривится Роберт. – Объясни, расскажи все, как есть. Глядишь, женушка перестанет нож класть под подушку каждую ночь.

Усмехаюсь. В этом весь Роб: любую ситуацию вывернет в шутку. Он никогда не показывает своих истинных чувств. Это отличительная черта тех, кто был в детдоме.

– Что там произошло на самом деле с Соболевым? Почему ты не воплотил в жизнь свою вендетту?

– Потому что я банально не успел.

После исчезновения Авроры я следил за ее отцом, выставил «наружку» и был готов воплотить свою идею в жизнь и без страховки в виде моей женушки. Но случилось ЧП на одном из моих объектов, и потребовалось мое личное присутствие, чтобы утрясти все формальности. А когда я вернулся, то у отца Авроры уже были огромные проблемы. И создал их не я.

Соболев был один из тех редких людей, что не тащил грязь с работы и все проблемы домой, оставляя их за порогом. Он оберегал свою семью, и поэтому они не знали его истинного лица до самой его смерти. Его семья – его тыл, его тихая гавань, куда он возвращался после всего того беспредела, что творил в течение дня.

Да что там говорить, он даже не намекнул ни жене, ни, тем более, Авроре, что у него огромные проблемы в бизнесе. И дело там отнюдь не в просроченном контракте. Он защищал своих женщин до последнего. Вот за это я его уважаю, несмотря на то, что он мой враг. Был и остался. Потому что я не из тех людей, что прощают грехи даже мертвым.

– Мой тебе совет: скажи, пока не поздно, – Роберт снова заводит свою песню, – потому что потом, в случае, если мать твоей женушки не выкарабкается, это будет выглядеть нелепо и звучать, как оправдание.

Роберт прав, и я это понимаю. Скажи я правду, это в разы облегчило бы наши отношения и принесло бы немного спокойствия, которое так необходимо моей беременной жене. Но поверит ли она мне?..

– Ее мать должна выкарабкаться. Врачи дают положительные прогнозы, включая то, что память к ней постепенно вернется. Я приставил к ней личную сиделку и психолога…

Неожиданный стук в дверь прерывает меня.

– Войдите!

Дверь осторожно приоткрывается, и в кабинет входит Людмила Григорьевна с огромным подносом в руках.

– Хоть вы поешьте. С утра на ногах, наверняка и без обеда, – ворчит, расставляя дымящиеся блюда на столе прямо поверх документов.

– Что значит «хоть вы»? – хмурюсь, уже заранее предчувствуя, какой ответ услышу.

– Аврора снова ничего не поела. Так и уснула. Ох, доведете вы ее, Артем Васильевич! – моя домработница поджимает недовольно губы, окидывает меня презрительным взглядом и уходит, с силой захлопнув дверь.

– Ого, что это с ней? – Роберт удивленно присвистывает, глядя на закрытую дверь. – Впервые вижу, чтобы Людмила Григорьевна, которая в тебе души не чает, отчитывала, как мальчишку!

– Переживает за Аврору. Она умеет подкинуть всем нам проблем, – бурчу, скорее накидываясь на еду, чтобы иметь хоть какую-то передышку от неудобных вопросов Роберта.

– Ну-ну. Значит, правду болтают…– задумчиво тянет