Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вид отсюда открывался совсем другой – на высокий холм, покрытый черными деревьями и увенчанный башней, напоминающей уменьшенную копию парижской Эйфелевой. Я, конечно, на всякий случай сделала несколько кадров, потом заметила медленно ползущий по склону фуникулер, запечатлела и его, затем настроила максимальное приближение и увидела на одной из крыш площадку со столиком, стульями и цветочными кадками…
– Прикольно, да? – раздался за моей спиной Женькин голос. – Сидишь себе на крыше посреди Праги и попиваешь кофеек.
– Ты что тут делаешь? – не оборачиваясь, спросила я.
Я очень сильно постаралась, и мой голос прозвучал спокойно и равнодушно.
– А ты?
Терпеть не могу, когда отвечают вопросом на вопрос, хотя и сама периодически пользуюсь этим приемчиком, когда не знаю, что сказать.
– Башню фотографирую, – как можно равнодушнее пояснила я очевидное.
– А меня за тобой послали, – не остался в долгу Женька. – Все спустились, стали нас тетушки по головам считать – одной овцы не хватает, от стада отбилась.
– Какая еще овца? – возмутилась я.
– Заблудшая, – невозмутимо пояснил он.
– А почему именно тебя? – задала я следующий ненужный вопрос. – Почему не Ленку, например? Она же моя подруга.
– Твоя подруга, – с нажимом повторил он, – отказалась второй раз наверх лезть.
– А ты согласился? – растрогалась я.
– Куда деваться с подводной лодки, меня никто не спрашивал! Думаешь, наше давнее и близкое знакомство до сих пор для кого-то является секретом? – ехидно поинтересовался он.
– Какая длинная и сложная фраза, – восхитилась я. – Ты явно делаешь успехи в борьбе с косноязычием.
– Ты мне зубы не заговаривай, а давай выключай свою мыльницу и топай вниз, – неожиданно грубо отозвался мой друг детства.
Я от неожиданности онемела, а Женька вдруг жалобно добавил:
– Долго мне еще тут с тобой мерзнуть?
Только сейчас я заметила – наверху совсем не тепло, дует резкий ветер, перехватывая дыхание, и совсем не похоже, что на улице плюсовая температура. Пальцы у меня заледенели – я сняла перчатки, чтобы удобнее было держать фотоаппарат – и не слушались, когда я решила убрать его в чехол.
– Крепче держи, – насмешливо заметил Женька, наблюдая за моими манипуляциями. – Твой фотоаппарат падения на камни не выдержит.
Я вспыхнула, от злости неожиданно ловко застегнула «молнию» на чехле и засунула фотоаппарат в сумку, а вслух выдала неизвестно откуда возникшую у меня в голове народную мудрость:
– Кто старое помянет, тому глаз вон.
Женька хмыкнул:
– Какое же старое, если только вчера произошло.
– Я смотрю, ты не торопишься возвращаться в стадо, – заметила я, натягивая перчатки.
– Тебя жду, – в тон ответил он.
Мы оба тянули время, словно боялись нарушить очарование момента – перед нами расстилается сказочная Прага, мы одни на продуваемой всеми ветрами смотровой площадке, телефоны пока не звонят, и создается иллюзия, что нам некуда спешить.
– Жень, – позвала я, удивилась, как неожиданно хрипло звучит мой голос, смутилась и умолкла.
Он вопросительно уставился на меня и, так как я продолжала молчать, поторопил:
– Ну говори, что?
– А помнишь… – начала я, еще не зная толком, о чем собираюсь напомнить.
Он не дал мне договорить:
– Не помню. Пошли! Или хочешь, чтобы за нами еще кого-нибудь послали? У Ириши хватит ума самой влезть, тогда нам мало не покажется, до конца поездки просидим в гостинице!
Я готова была ответить, что в его обществе согласна сидеть где угодно, но вслух этого, естественно, не сказала, лишь вздохнула:
– Ладно, пошли.
Я надеялась повторить трюк и незаметно пристроиться к толпе, но во второй раз он, естественно, у нас не вышел. Одноклассники встретили нас смешками и выкриками:
– Жених и невеста!
– Да уже муж и жена!
А Цветков даже умудрился где-то раздобыть снега и осыпать им нас с издевательским смехом:
– Поздравляю с законным браком!
– Дебил, это не церковь, а колокольня, – сквозь зубы процедил Женька, отряхиваясь.
– Вы молодожены, вам виднее, – расхохотался Цветков, и я опять подумала: он не такой уж и дурак, каким прикидывается, просто выбрал себе роль классного шута, чтобы иметь возможность безнаказанно нести чушь и резать в глаза правду-матку.
Я приосанилась было, но, искоса взглянув на Женьку, увидела на его лице только раздражение и сразу сникла.
– Бодров, Румянцева! – резко пресекла всеобщее веселье Ирина Владимировна. – Долго говорить не буду, просто скажу – это был первый и последний раз! Вам все ясно?
– А я-то тут при чем? – возмутился Женька.
– При том, – припечатала Ириша, и возражать он не решился.
Мы уныло кивнули в знак того, что нам ясно абсолютно все, благоразумно решив не уточнять: это был не первый и, очень даже может быть, не последний раз.
– Дальше наш путь лежит на Градчанскую площадь, – поспешила вмешаться Ива, которой, видимо, надоело все это выслушивать.
– Какую-какую? – переспросил Цветков, но, опомнившись, опасливо оглянулся на Ирину Владимировну.
Она никак не отреагировала, но продолжать он не рискнул, видимо, впечатленный только что сделанным нам внушением.
– Градчаны – один из четырех исторических районов Праги, – пояснила Ива. – Третий после Старого места и Малой страны.
– А четвертый? – поинтересовался кто-то.
– Четвертый называется Новое место.
– А, новодел… – разочарованно протянула наша записная модница Катя Слепцова.
– Район так назвали потому, что уже существовало «Старое место», – усмехнулась Ива. – На самом деле он тоже древний – первый камень был заложен в четырнадцатом веке.
– Ничего себе, «новое»! – присвистнул кто-то.
– Я вам подробнее расскажу, когда мы туда пойдем, – пообещала гид. – Если времени хватит, конечно. А сейчас мы, напомню, направляемся в Градчаны.
– Туда, наверное, далеко идти, раз другой район, – посетовала Слепцова.
– Не надо было сапоги на шпильках надевать, – немедленно отреагировала мужская половина класса в лице, конечно же, Цветкова.
– Мы просто поднимемся по улице Нерудовой, – утешила экскурсовод. – И увидим по пути множество красивых старинных домов, у каждого из которых есть собственное имя: «У двух солнц», «У зеленого лобстера», «У черного орла», «У белого лебедя»…