— Молодцы, сейчас приведу себя в порядок и узнаём у Морган недорогую лавку, где можно пробрести продукты и одежду одному маленькому, но быстрорастущему мальчику.

— Мы с Абисом насобирали листики-паутинки, — поделился сын, чем занимался, пока меня не было, — я убрал их на полочку шкафа в нашей комнате.

— Замечательно, — кивнула, зайдя в комнату, положила чемодан на столик и замерла в нерешительности.

— Мам?

— Сейчас, — дрожащими руками, открыла чемодан и, осторожно взяв мешочек, словно там было что-то опасное, я развязала тугую тесьму, зажмурив глаза, высыпала всё содержимое на дно чемодана.

— Мама, — потрясённо прошептал сын, я же, чуть приоткрыв глаза, ошеломлённо уставилась на кучку золотых монет, громко и счастливо рассмеялась.

— Невероятно! — сквозь смех воскликнула я, подхватывая сына на руки, закружила его по комнате, — ты представляешь, я думала, торгуюсь за серебрушки, а, оказалось, за золото. В нашей деревне мне больше монеты не давали, а здесь золотом.

— Это ты салфетки продала? — поражённо переспросил сын, обнимая меня за шею.

— Да!

— Теперь ты можешь купить ещё нити и столько навышивать, — радостно прокричал ребёнок, распахивая руки.

— Да! — поддержала его, воодушевлённая перспективами, но через миг застыла, тихо пробормотав, — конечно… ну ладно, подурачились, пора переодеться и идти в лавку, ты со мной?

— Тебе же потребуется помощь, — важно проговорил сын, — я пойду узнаю у бабушки Мо про недорогую лавку.

— Хорошо сынок, — кивнула, за улыбкой скрывая грусть, мысленно сокрушаясь.

Я не Кэтрин и вышивать не умею, да мне сохранили её память, я люблю её сына, как родного. Чувства к этому маленьком мужчине с каждым прожитым днём в этом мире, становятся лишь крепче. Я знаю всю её жизнь, знаю, чем она пожертвовала ради сына. Будучи воспитанной в строгости и послушании, забитая и тихая. Она всё же нашла в себе силы и ради ребёнка смогла многое выдержать. Ведь став матерью, наверное, каждая женщина добровольно, лишает себя права быть слабой…

И теперь это моё наследие и мой долг. Вырастить нашего сына достойным и счастливым человеком. Но как это сделать, на что? Вышивать? Я попробую, буду очень стараться, но ощущаю в себе изменения, моя душа меняет тело, я всё чаще замечаю за собой привычные жесты. Это заметил сын ещё за завтраком, удивляясь, почему я держу ложку не в той руке. А написанные строчки в блокноте о необходимых на первое время продуктах, отличаются от записей моей предшественницы. Смогу ли я вышивать так же, как она? Справлюсь?

— Мам! Бабушка рассказала, в какую лавку лучше зайти, — сообщил Джереми, вбегая в комнату, резко остановившись, в недоумение спросил, — мама? Ты ещё не ходила умываться?

— Нет. Задумалась, — ответила, собирая в мешочек монетки, — сейчас уберу это куда-нибудь с глаз и пойду.

— Хорошо, я на улице подожду

— Нет, беги руки и лицо умой, и переодень рубаху, а штаны отряхни, на них налипли травинки, да и на коленке остался отпечаток пыли.

— Я мигом.

Лучшего тайника, кроме как, под половицу в углу комнаты я не нашла. Эту доску я заприметила, ещё когда подметала, один из её краёв провалился. Приложив немного сил, я выдернула вместе с доской прогнивший гвоздь, обернулась проверить, не следит ли кто за мной и спрятав мешок, снова прикрыла его доской. Для надёжности подтянула в угол пыльное кресло.

— Всё, готов, — ворвался в комнату ребёнок, стоило мне только закончить, — эту одеть?

— Да, я тоже пойду умоюсь

Перед выходом проведала Морган, старушка, сидя в кресле, перебирала бумаги, от помощи отказалась и повторила для меня, в какую лавку следует сходить за молочкой. А в какой лучше купить мясо.

— Если ты им накинешь пару медных монеток, то будут приносить заказ домой и больше не потребуется ходить самой, — добавила бабушка Мо, не отвлекаясь от своего занятия.

— Хм… спасибо.

На улицу выходить было и боязно, и ужасно интересно. Отправляясь к Тибо, я ни на что не обращала внимания, моей целью было скорее добраться до места, удачно продать и вернутся к сыну. Теперь же, держа за руку Джереми, могла себе позволить немного прогуляться.

Замерев на минутку у калитки, мы осмотрелись. Можно было идти через небольшую площадь, мимо маленьких лавочек с готовой выпечкой и уютных кофеин или повернуть в узкий переулок и сразу оказаться у Флорет — молочницы. Украдкой взглянув на сына, я всё же повернула к неработающему фонтанчику на площади, решив, что мы с сыном заслужили небольшой праздник.

— Как насчёт пирожного и вкусного какао?

— А можно? Да? — переспросил сынишка, распахнув глаза в предвкушении.

— Сегодня можно, — нежно улыбнулась ребёнку, мысленно обещая себе, что сделаю всё, чтобы можно было всегда.

Неспешно прогуляться не удалось, Джереми торопился скорее угоститься любимым лакомством. Поддавшись настроению ребёнка, я тоже чуть ли не вприпрыжку следовала за ним.

— Сюда зайдём?

— Давай, — согласно кивнула. Маленькое кафе, у входа маленькие вазоны с махровыми яркими цветами, за большим окошком на прилавке призывно блестя маслеными боками, приглашали насладиться нежным кремом и воздушным бисквитом, крохотные пирожные.

— Мадам, мсье, — поприветствовала девушка, вежливо улыбаясь, стоило нам появиться в дверях, — что желаете?

— Тебе какое?

— Шоколадное с вишенкой, — восторженно пробормотал сын, тукнув пальчиком на самый большой кусочек.

— Его и какао, а мне вот эту корзинку с безе и чай.

— С вас тридцать семь серебряных, — ответила девушка, подавая нам наш заказ.

— Спасибо, — восторженно прошептал сын, унося поднос к свободному столику.

— Держите, — вручила золотой, подсчитывая в уме, сколько дней можно сытно прожить на эти деньги, но тряхнув головой, выбрасывая грустные мысли, улыбнувшись, добавила, — эту с кремом и малиной с собой заверните, пожалуйста.

— Конечно, Мадам.

Наблюдать за Джереми было радостно и печально одновременно. Он с таким наслаждением, медленно смаковал каждый кусочек, что сердце щемило от бесконечной нежности и переживаний.

— Очень вкусно, — произнёс сын, делая глоток какао, — хочешь попробовать?

— Нет, я что-то не голодна, — отказалась, отодвигая от себя корзинку с безе, к которой я так и не притронулась, предложила, — без тебя не справлюсь, а до дома не донесём, раскрошится.

— Ладно, — нехотя согласился сын, — жаль будет