— Когда?

— Пока не знаю, скажу, когда изучу ситуацию. Мне понадобитсяавтомобиль с водителем, чтобы немного поездить по городу. И уберите этудурацкую охрану. Вы прекрасно понимаете, что если бы я захотел, то давно ушелбы от вас. Это не проблема.

— Думаю, да, — согласился Дзевоньский, — тем более что своиденьги вы очень ловко спрятали. Мы не смогли их найти. Не подскажете, куда выих перевели?

— Не подскажу, пан Дзевоньский. Или лучше пан Юндзил? Этомоя страховка на случай, когда вы решите, что «мавр сделал свое дело»…

— Охрану я не уберу, но машину мы вам дадим. Можете ездить,но будьте осторожны, не стоит привлекать ненужного внимания.

— Могли бы этого не говорить.

— Согласен. Я ценю ваш большой опыт, пан Шайнер. И готоввыслушать все ваши рекомендации.

— И мое последнее условие. Вы сказали, что второго шанса небудет. С этим я могу согласиться. Поэтому мы всегда готовили два варианта. Основнойи резервный, на случай провала первого. Основной вариант будем готовить мы свами вдвоем. Резервный буду готовить я один. Вам придется мне поверить. Ивыплатить еще половину суммы. Если не получится у ваших людей и мы провалимосновной план, то я задействую резервный вариант, о котором будет знать толькоодин человек. Я сам. Это абсолютная гарантия безопасности.

— А исполнители? — поинтересовался Дзевоньский. — Разве вамне будут нужны конкретные исполнители? Как вы думаете осуществить свой план?Каким образом? Или вы возьмете пистолет и пойдете в Кремль?

— Вы сами сказали, что цените мой опыт. Я уже догадался, чтовы работали в органах госбезопасности. Возможно, даже в разведке, пан Шайнер. Ибыли очень толковым специалистом. Вы знаете, чем я занимался в нашей бывшейстране. Но вы даже не предполагаете, сколько на счету нашего отдела успешнопроведенных операций. Не можете даже себе представить. И никто об этом никогдане узнает. Документы уничтожены. Свидетелей не осталась. Иногда мне бываетобидно, что мир не узнал всех подробностей о работе моих сотрудников. Даже вКГБ не было специалистов такого уровня. И столько успешно проведенных операций.Но в финале мы проиграли из-за просчета наших политиков и из-за предательстваМосквы, которое я никогда и никому не простил. Вся моя жизнь изменилась. Япотерял Родину, семью, работу, свою честь. Надо мной смеялись, объясняя, что явсю жизнь служил ложным идеалам. — Гейтлер взглянул на огонь в камине инегромко продолжал уже по-немецки. — Поэтому давайте договоримся так. Вампридется мне поверить и не мешать. Я никуда не сбегу. Не потому, что вы мне такнравитесь. Я хочу завершить мою карьеру самым громким делом в моей жизни. Хочупоставить жирную точку и показать всему миру, что они слишком рано похоронили моюстрану и нашу разведку. Эндшпиль будет за нами. Это моя историческая миссия,если хотите.

Наступило молчание. Дзевоньский молчал целую минуту, словнораздумывая. И наконец произнес, тоже по-немецки:

— Я вам верю, генерал. Можете делать все, что считаетенужным. Машину мы вам дадим. Разрабатывайте ваши варианты, я буду вам помогать.Только на всякий случай хочу вас предупредить. Если вдруг вы решите все-такиисчезнуть, мы не станем вас искать. У вас остались два внука в Берлине. И вашаединственная дочь. Это гарантия вашей лояльности. Извините, что вынужден такговорить, но я хочу быть искренним до конца.

Теперь целую минуту молчал Гейтлер. Его лицо превратилось вкаменную маску, но многолетняя закалка в органах разведки сказывалась. Он ничемне выдал своего волнения. Две пары серых глаз снова скрестились. Они понималидруг друга. Они слишком хорошо понимали друг друга. И только через минутугенерал криво усмехнулся:

— Я ошибся, пан Дзевоньский. Вы не служили в разведке. Выработали в контрразведке. Наверное, выслеживали ваших перебежчиков. И ловиливсех инакомыслящих. Если бы вы работали в разведке, вы наверняка знали бы, какважно устанавливать доверительные отношения со своим подопечным. Но методшантажа и угроз вам более привлекателен. Будем считать, что я принял к сведениюваши слова. Не нужно было мне об этом говорить. И все-таки, коли вы сказали, язапомню ваши слова и приму их к сведению. А теперь покажите мне мою комнату,где я могу переодеться и начать работу.

В Москву Дронго прилетел накануне днем. И сразу заперся всвоей квартире, чтобы просмотреть все материалы и попытаться понять, наскольковелика опасность, о которой его предупредил Хеккет. Он работал всю ночьнапролет, стараясь ответить себе на несколько вопросов.

Первый был о самом Хеккете. Ведь вполне вероятно, что заэтим крылась его попытка таким необычным способом отомстить его возможнымконкурентам или врагам. Хеккет мог попытаться подставить своего конкурента подподозрение российских спецслужб. Такой вариант нельзя было исключать.

Однако Хеккет, на взгляд Дронго, был достаточно умнымчеловеком, чтобы не понимать, что такую игру рано или поздно разоблачат.

Тогда неизбежно возникал второй вопрос: кто стоит заДзевоньским, прибывшим в Лондон? Судя по сумме гонорара, который предлагалиХеккету, это очень серьезные люди с огромными возможностями для осуществленияих плана.

К вечеру двадцать седьмого октября Дронго наконец принялрешение и тут же позвонил своему старому знакомому — бывшему полковнику ПервогоГлавного Управления, много лет проработавшему за рубежом в Канаде, США,Великобритании, а затем вышедшего на пенсию, но сохранившего прежние отношенияс сотрудниками управления.

Владимиру Владимировичу, по странному совпадению полномутезке президента страны, пришедшего к власти пять лет назад, было уже засемьдесят. Теперь старый разведчик, с которым Дронго дружил уже более десятилет, ходил с палочкой, у него часто болели ноги, однако он сохранялудивительную ясность ума и проницательность, основанную на большом практическомопыте. Старик часто выступал в роли своеобразного связного между спецслужбами иДронго.

Как всегда, Владимир Владимирович, кажется, не удивилсязвонку Дронго, почувствовав, что произошло что-то чрезвычайно важное, ипригласил его к себе. Дронго приехал в половине десятого вечера, поднялся взнакомую квартиру. Владимир Владимирович жил один. Дронго всегда удивляло, чтостарик открывал ему дверь почти сразу, словно точно знал, в какой момент он занею окажется. Будто ему кто-то сообщал о его передвижениях.

Они вошли в квартиру, прошли на кухню, где ВладимирВладимирович пил кофе. Гостю он предложил чай, зная, что Дронго не пьет кофе,предпочитая элитные сорта чая. И специально держал для него такой чай.

— Что случилось? — осведомился старик, когда его гостьуселся за столик. — Последний раз, помнится, мы виделись с тобой в Риме, кудамне пришлось вылететь, чтобы уговорить тебя вернуться в Москву. А теперь ты самприбежал. Догадываюсь, случилось что-то серьезное, иначе я не увидел бы тебятак быстро. По-моему, у тебя на общение со мной своеобразная аллергия, котораявозникает сразу после наших встреч. Будто ты устаешь от моего общества. Или вообщеустаешь от своих дел, от окружающих тебя людей. Но раз ты оставил семью в Римеи прилетел в Москву, значит, у тебя сейчас период одиночества. Ну, начинай,рассказывай.