Фрэнк вернулся в хранилище и стал поднимать простыни в поисках номерков. Трупы были размещены по-разному, и потому он часто видел не ноги, а головы. Под первой простыней лежал мужчина, разрезанный поездом. Под второй — жертва перестрелки. Под третьей — женщина в чемоданах, только части ее тела были передвинуты и уложены в относительном порядке.

И опять вид безжизненных тел, даже самых жутких, никак на него не подействовал. Да, они выглядели зловеще и страшно, но одновременно и возбуждали — как прыжок в массу темной воды. Однако под четвертой простыней находилось нечто, заставившее его в ужасе отпрянуть. Молодой человек, подросток, находился в таком состоянии, словно перенес самую отвратительную смерть — ему выстрелили в голову и сожгли, — и его лицо, казалось, застыло в жутком крике.

Девятая каталка числилась под номером 5233. Вывезя женщину в коридор, Фрэнк несколько раз сфотографировал ее лицо. Он не очень понимал, что делает, но постоянно думал о том, что ему говорил Тони Гринвуд, его учитель лепки: «Если не можешь уловить форму, тогда смотри. Подходи и смотри на модель. Смотри, смотри и снова смотри».

Ее лицо обвисло еще больше, глаза ввалились, а нос казался тоньше. Под свалявшимися и окровавленными волосами виднелись пулевые раны. Художник во Фрэнке был очарован тем, как кровь распределилась в конечностях, образуя оттенки красного, фиолетового и коричневого цвета, при этом коричневый казался почти живым.

Сначала он прикасался к ней в резиновых перчатках, но потом, когда производил измерения, снял их. Ощущение на пальцах от ее закрытых глаз и губ было для него неожиданным — холод, мягкость, нереальность. Закончив делать наброски, фотографировать и измерять — на этот раз в миллиметрах, — он отвез труп в хранилище, попрощался с Филлинджером и отправился домой.

Спустя несколько дней в магазине, на другой стороне Арч-стрит, напротив студии Фрэнк увидел женщину, чей нос и лоб заставили его подумать о деле номер 5233. Женщина сказала, что она полька. Он подумал, что и убитая, возможно, имеет восточноевропейские корни. Он уже понимал, что собирается лепить с кого-то похожего, и теперь у него были нос и лоб.

Фрэнк еще никогда не лепил полный бюст. На занятиях Гринвуда они успевали только то, на что хватало вечера, а потом бросали глину с наполовину законченной работой в общую бадью. Это будет его первый бюст.

Менее чем через неделю после того, как Фрэнк увидел убитую женщину в первый раз, он начал ее лепить. Работал по ночам, побыстрее закончив с фотозаказами клиентов. Не зная, как знакомые отреагируют на его новое занятие, он никому о нем не рассказывал.

Фрэнк слоями накладывал глину на арматуру, изогнутую алюминиевую рамку, как делал на занятиях. Гринвуд несколько раз приходил посмотреть, как у Фрэнка идут дела, и дать совет. Он предлагал пользоваться маслянистой глиной, поскольку глину на водной основе необходимо закрывать, или же она высохнет и потрескается.

— Если хочешь, чтобы она была мягче, — советовал он, — просто добавь немного вазелина.

Чтобы сделать произведение более живым, Гринвуд порекомендовал, чтобы, когда бюст будет готов, Фрэнк снял с него гипсовую маску и раскрасил ее.

Друзья-художники, которые делили с Фрэнком чердак на четвертом этаже на Арч-стрит, регулярно наведывались, чтобы посмотреть на его достижения с номером 5233. Когда пришло время раскрашивать гипсовую маску, Том Эвинг и Маргарет Феррари принялись лезть с советами.

— Вот как надо, — заявил Эвинг.

— Нет, Том, — возразила Феррари. — Я ему уже показала, как надо.

Дождавшись, когда они уйдут, Фрэнк начал красить кожу и глазные яблоки. Он оставил голову голой, чтобы позднее подобрать парик. Если у него возникали во время работы сомнения, он звонил Гринвуду.

В нужное время офис судмедэксперта проинформировал о бюсте полицию, и однажды в полдень в студию пришел полицейский, одетый в широкий плащ и мягкую фетровую шляпу, — Лэрри Грэйс.

— Никто прежде не снабжал нас произведениями искусства, — сказал он.

Правоохранительные органы по большей части опирались на рисунки, сделанные художниками со слов жертв преступлений или свидетелей.

— Наши художники не очень-то хороши, — признался Грэйс. — Редко удается провести опознание по их рисункам.

Он был настроен столь же скептически и к работе Фрэнка, но тем не менее приходил в студию почти каждый день — посмотреть, как дела. Во время одного из визитов он сообщил, что с Фрэнком хочет встретиться шеф отдела убийств.

— Еще он говорит, никогда не слышал о том, чтобы лепили пострадавших. Но терять все равно нечего.

Полиция хотела, чтобы статья о бюсте была опубликована в «Филадельфия инкуайрер», и Фрэнка спросили, может ли кто-нибудь прийти сделать снимки.

— Это пока всего лишь глина, — предупредил Фрэнк.

— Ничего. Нам просто нужно увидеть реакцию.

Зная, какими были длина и цвет волос женщины, Фрэнк отправился с Грэйсом в магазин, где продавались бывшие в употреблении вещи, и купил парик, который, по его мнению, мог подойти к ее лицу. Он не стал рассказывать Джан, что парик обошелся ему в тридцать долларов. Его настолько захватила идея помочь в установлении личности женщины, что он был готов за это платить.

Статья о номере 5233 появилась в газете, как и было запланировано. В полицию отзывы на нее не пришли. А вот Фрэнку через день позвонил мужчина и сказал, что его очень занимает мертвая женщина и он намерен переслать властям деньги, чтобы ее похоронили надлежащим образом. Потом спросил, можно ли прийти в студию взглянуть на бюст. Еще кто-то хотел привести дочь — она готовит школьный доклад по скульптуре. Все звонившие были из Нью-Джерси, и все с итальянскими именами.

— Как думаете, почему они заинтересовались трупом, найденным около аэропорта Филадельфии? — спросил Фрэнк у Грэйса.

Полиция считала, что тут может быть связь с мафией.

Как только Фрэнк сделал с глиняного бюста гипсовую копию и раскрасил ее, фотографии были разосланы в полицейские участки и в почтовые отделения вдоль всего Восточного побережья. Через пять месяцев полицейский из Нью-Джерси в ночную смену просматривал бюллетени с информацией о пропавших людях и заметил сходство между изображением на листке и женщиной из Аризоны, о пропаже которой заявили родственники. Ее звали Анна Дюваль.

Дюваль проживала на Восточном побережье до недавнего переезда в Глендейл. Предположительно, у нее прогорела сделка с недвижимостью, и она приехала в Филадельфию, чтобы получить деньги назад. А потом исчезла. Сходство между бюстом и одной из ее последних фотографий было поразительным.

Филлинджер одним из первых позвонил Фрэнку и поздравил его.

— У меня есть еще кое-кто, кому вы бы, возможно, захотели вернуть лицо, — сказал он. — И на этот раз я вам заплачу.

— Выезжаю, — ответил Фрэнк.

— Быть может, вы его помните, — буркнул Филлинджер, прежде чем повесить трубку.