– А ты откудова такой резвый взялся-то? – заступился за молодого высоколобый. – Что-то раньше тебя и не видать было. Чей будешь?

– Барин мой в Рязанской губернии министром юстиции служит. Сызмальства я у них в дому жил, да в лакеях оказался. Барин в Москву, вот, пожаловали погостить.

Лакей в синей ливрее вернулся на свой стул возле двери. С этого места открывался замечательный вид на вестибюль и отлично просматривались как вход в ресторан, так и сам обеденный зал. Время от времени стеклянная дверь в зал отворялась, и тогда можно было видеть, что происходило в обеденной.

Полицейского Григория Степановича Бондаренко такой наблюдательный пункт вполне устраивал. Единственным неудобством было то, что лакейская форма с чужого плеча излишне сковывала движения.

– Провинциальные, значит! – Высоколобый уже развернулся к молодому, потеряв к заезжему интерес. – Эх, Мирон, жаль, не поймал ты грабителей. А все же не верю я тебе, Мирон. Испугался ты, верно, потому и ушел…

– Да как же, Иван? Детишек я барских до дому проваживал, не до того было. Нешто я бы да испугался! – Лакей, которого высоколобый назвал Мироном, лениво потянулся, расправив широкую молодецкую грудь. – Да я бы этих налетчиков…

– Врешь! – Бондаренко вновь вскочил со своего стула. – Видали мы таких! Что же ты тогда не кинулся на бандитов?

Дерзкое бахвальство молодчика болезненно кольнуло уязвленное самолюбие полицейского. Григорий Степанович раскраснелся. Забыв о том, что на нем не мундир, а лакейская форма, Бондаренко грозно подскочил к Мирону.

Парень тоже оказался не промах. Он мгновенно поднялся во весь свой гигантский рост, да так, что голова пристава оказалась где-то на уровне плеч молодого.

Остальные лакеи тоже повставали со своих лавок, окружив спорщиков.

– А может, ты сам там был? – молодой начал наступать на Бондаренко. – Отчего у тебя нос, будто слива лиловая?

По комнате прокатилась очередная волна смеха.

– А вот, коли я тебе этот «наган» сейчас же и продемонстрирую? Посмотрю я, как у тебя морда полиловеет! Так-то!

Полицейский сунул руку под полу мундира и уже в следующую секунду извлек оттуда револьвер. Поднес его к носу розовощекого. Мирон боязливо перекрестился.

– Да ты что? Леший ты окаянный! Откудова у тебя эдакая штуковина?..

Лакеи, окружавшие спорщиков, резко отшатнулись. За общим гулом никто из присутствующих не заметил, как в вестибюль ресторана вошли трое мужчин. Двое были облачены в дорогие драповые пальто, а третий, слегка долговязый и несколько нескладный, в щегольский клетчатый сюртук. Не задерживаясь в швейцарской, посетители последовали в общий зал.

– Э-э-э! Ты эту штуковину-то убери. Убери, тебе говорят, – испуганно пролепетал розовощекий, пятясь назад.

Его взгляд был прикован к оружию, которое Бондаренко по-прежнему держал перед носом молодого.

– А может, ты и есть тот самый налетчик, почем мы знаем? – Голос высоколобого вновь привлек к себе внимание. – А ну, вот сейчас мы в полицию-то тебя сдадим.

Лакеи, окружавшие полицейского, в нерешительности замялись. «Наган», угрожающе направленный в их сторону, не испугал одного только высоколобого. На мгновение в лакейской наступила гробовая тишина.

И именно в эту секунду из общей залы донесся звучный мужской голос:

– Всем сохранять спокойствие. Меня зовут Арсений Мартынов. Это налет!

– Черти окаянные! – Бондаренко метнулся к двери, ведущей в ресторан. – Прозевал… Да как же это!

Ударом ноги полицейский распахнул дверь и ввалился в зал ресторана. Первое, что бросилось ему в глаза, была фигура рыжеволосого, того самого, который послужил причиной его позора в «Континентале». В обеих руках налетчика было по «нагану». Сомнения в том, что рыжий при необходимости воспользуется своим оружием, не возникало.

– Вы окружены! Это полиция! – выпалил Бондаренко, нацелив дуло револьвера на рыжего. – Сопротивление бесполезно, господа…

Одновременно с появлением в общей зале полицейского из-за угловых столиков поднялись околоточные, вооруженные револьверами.

– Мартын, по-моему, мы где-то уже встречались с этим человеком. Тебе не кажется? – спокойно произнес рыжеволосый. – Помнится мне, я уже дал понять господину Бондаренко, что его общество крайне нежелательно.

Лицо Григория Степановича перекосила ярость. Раскосые глаза рыжеволосого смотрели дерзко, рот застыл в едва заметной полуулыбке. Именно эта наглая улыбка всякий раз вспоминалась Григорию Степановичу, когда он на ковре у начальства оправдывался за свой позорный промах.

– Сдавайте оружие, господа! – взревел полицейский и сделал несколько торопливых шагов по направлению к налетчикам. – Сопротивление совершенно бесполезно, уверяю вас…

Рыжеволосый навел на пристава «наган», но Мартынов движением руки остановил его. Зал ресторана погрузился в напряженную тишину. Музыканты, застывшие около своих инструментов на эстраде, опасливо переглядывались. Посетители, которые в этот вечер занимали практически все столики в общей зале, затаив дыхание, наблюдали за развитием сцены.

– Вы находите? – невозмутимо произнес Мартынов. Опустив револьвер, он прошелся между столиками. Происходящее, казалось, доставляло ему немало удовольствия. Налетчик сел на край одного из ближайших столиков, за которым располагался чрезвычайно толстый человек в синем сюртуке из дорогого сукна.

Одновременно рыжеволосый переместился к столу, слева от центрального прохода, и, остановившись за спиной коренастого с непропорционально большой головой мужчины, потеснил в сторону его лакея. Долговязый в клетчатом сюртуке взял на мушку седовласого старика, который занимал столик у окна.

– Я вижу, здесь собралась почтенная публика. Мне думается, вам не захочется доставлять господам какие-либо неприятности. – Мартынов наклонился к толстяку в синем сюртуке: – Господин председатель суда, если я не ошибаюсь?

Толстяк испуганно закивал.

– Вы не будете возражать? – Арсений потянулся за увесистой золотой цепочкой, которая свешивалась из кармана сюртука председателя суда.

– Какая дерзость! Схватить его! – прорычал Бондаренко.

Лицо его побагровело.

Околоточные метнулись вперед.

– Стоять! – Мартынов спокойно поднял револьвер. Дуло уперлось в висок толстяка. – Вы же не хотите, чтобы господин председатель суда ответил за ваше нетерпение? Мне ничего не будет стоить пустить ему пулю в лоб. При этом меня нисколько не будут мучить угрызения совести. Поверьте.

Мартынов протянул человеку в синем сюртуке раскрытую ладонь. Тот поспешил вложить в нее часы в золотой оправе.

Околоточные остановились, переводя взгляд с «нагана» налетчика на лицо пристава.

– Болваны! – прорычал Бондаренко. – Чего встали? Ну! Взять их!