– Значит, могу погладить.

Гесс так страшно клацнул челюстями, что чудом не откусил ему половину руки.

– Следующий.

Курсанта смыло приливом.

Средневековый монах молча перекрестился и повернулся ко мне:

– Брат во Христе, прими один добрый совет от старого монаха. Никому здесь не верь. Возможно, тогда ты проживёшь долгую жизнь.

– Никому, это, значит, и вам?

Он улыбнулся, кивнул и перекрестился ещё раз.

– Следующий.

Когда мы остались одни, я обернулся к Гессу:

– Ты молодец. Ни разу ничего не ляпнул.

– Хороший пёс? Хорошая собаченька? Погладь мой зад!

– О-о-оу… – Я закатил глаза.

– Лапку на!

Пришлось подержать его за лапу и честно чесать загривок, пока металлический голос из ниоткуда не сообщил, что настала наша очередь. Мы пошли. А кто бы сомневался, правда?

– Два дебила – это сила, – приветствовала нас рыжеволосая Марта.

Переглянувшись, мы с доберманом решили не спорить.

В конце концов, каждый имеет право на своё мнение. Ну и по-любому она права в обоих пунктах, и «сила» и «дебилы».

– Фёдор Фролов, вы…

– Для друзей Тео.

– Мы не друзья, – с мягким нажимом отметила девушка за планшетом, надевая на нос очки. – Не стройте иллюзий, я абсолютно равнодушно отношусь ко всем бесогонам и бесобоям. Работа есть работа, ничего личного. Кстати, вы ещё не решили, к какому берегу прибиться?

– Я гей.

– Чего-о-о??!!!

– А говорила, что абсолютно равнодушна, – хмыкнул я, хлопаясь с доберманом ладонь в лапу. – Ладно, без проблем, Диоген вообще жил в бочке, а называл себя гражданином мира.

– В каком смысле? – опомнилась рыжая.

– Да кто его разберёт, он был тот ещё извращенец. Но я лишь хотел сказать, что понимаю вас и надеюсь на взаимность. Верно, Гесс?

– Она не любит собаченек!

– Это я помню.

– Да ну вас обоих в задницу, – опомнилась Марта, краснея, как луна на закате в сентябрьскую ночь. – Вы всё провалили! Китайским бесам ни к чему знать Деяния святых апостолов православной церкви. У них другие правила, законы и радости по жизни. Трудно было лицо тушью замарать? Бес устыдился бы и потерял бдительность, а вы его кирпичом по затылку!

– Она что, дура, да? – округлил глаза в крайнем изумлении мой пёс. – Ничего не понимает, не любит собаченек, не гладит мой зад, не хочет лапку. Как мне жить?!

– Ох, приятель, думаю, она прекрасно всё понимает, именно потому и…

– Вам не место в Системе! – успела выкрикнуть рыжеволосая.

В тот же миг мы с Гессом вновь стояли в горнице дома Тулуповых, их дочь смотрела на меня зачарованным взглядом, её мать и мать её матери в голос вопили, что я что-то там порушил, кого-то смертельно оскорбил, всех лишил чести и сей же час по гроб жизни обязан жениться.

Слава тебе, всеблагой Господи и все пророки его в порядке очередности, будем надеяться, что вы за меня заступитесь и всё когда-нибудь утрясётся. Гесс, ткнувшись мне в ладонь кожаным носом, вовремя подмигнул, намекая, что здесь он вновь добрейшее бессловесное животное.

– Что ж ты творишь-то от, паря? – донёсся до меня голос отца Пафнутия.

– Разбираюсь с бесом, – честно признал я и на всякий случай добавил для ясности: – Жениться всё равно не буду.

– Дак кто ж те позволит-то?! – Тяжёлая рука моего наставника влепила мне затрещину.

Как вы понимаете, я даже не пытался увернуться. К обоюдной выгоде мне нужно было отсюда вырваться, а ему отмазать меня от нежелательных последствий. Ну, вы уже понимаете от каких.

– Куды ж от пошли-то, батюшка? Монашек от твой беса изгнал, девицу освободил, когда ж от теперь свататься-то будет? А то ж мы их иконою прям сейчас от и благословим, коли чё…

– Сельский ЗАГС через плечо, – оборвал возбуждённую бабулечку отец Пафнутий, осеняя её крестным знамением и щедро целуя в обе щёки. – Девице-то чаю дайте, в больницу сводите, а от в воскресенье на исповедь все предстанете.

– Ну хоть на часок от монашка чёрного оставил бы, ать?..

Батюшка с трудом сдержал рвущееся с уст матерное богохульство, ещё раз пнул меня в спину, да так, что я с наслаждением вылетел в сени. Впервые на моей памяти Гесс оделся самостоятельно, ловко застегнув фуфайку и натянув шапку до бровей.

– Спорим, что добегу быстрее? – предположил я.

Через секунду мы неслись к нашему дому по короткому пути, проваливаясь в снег по колено и вспахивая целину, словно два овцебыка, случайно выжравших по килограмму энергетика.

Мой наставник тем временем неторопливо ставил чашку под самовар. Как?! Он же не мог успеть поперёд нас, это же… это в принципе невозможно. Но…

– На всё воля Божья, – не вдаваясь в более подробные объяснения, хмыкнул отец Пафнутий. – Ну от, паря, садись уже. Выпить не предлагаю, думается, что ты и без того от поговорить-то хочешь.

– Скорее уж выговориться, отче.

– Ну и так от можно, исповедуйся, сын мой. Тебе ж, поди, там от поблажка будет. Думаешь, я не слыхал, как ты от с псиной бессловесной разговаривал?

Доберман вскинул уши, поднимая на хозяина изумлённый взгляд. На секунду мне вдруг резко захотелось сдать жутко болтливого пса, умеющего, оказывается, держать язык за зубами.

– Он не бессловесная псина.

– Ох, прости старика, зазря животину обозвал от. Иди сюда, Геська, не боись, поглажу. Дай от лапку-то!

Доберман, высунув язык от счастья, подставил морду под мозолистую ладонь хозяина.

Я почувствовал в душе лёгкий укол ревности. За то короткое время, что Гесс разговаривал со мной, я уже стал считать его своей собакой. Он меня даже один раз папой назвал.

– Всё, всё, уйди, тварь божия, у меня уже рука устала. Садись от, Федька, про беса твоего изгнанного речь держать будем.

Я послушно сел, налил себе облепиховый чай, подумал и добавил пару кусков сахара, организм требовал глюкозы.

– Так то рыжий бес был али всё ж таки от оранжевый?

– Не помню, честно говоря, всё как в тумане.

– От тока не лечи меня, паря! Сие вопрос-то серьёзный, тут лукавить нельзя, не меня же, а Бога гневишь!

Я отставил чашку, поймал умоляющий взгляд добермана, брови домиком, в глазах слёзы, и, слегка надкусив сухую баранку, незаметно передал ему её под столом. Страшные зубы самым нежнейшим образом сделали «кусь», я вытер пальцы о подол рясы и сам перешёл в наступление:

– Отче, а что вы знаете о Системе?

Не ожидавший вопроса в лоб батюшка чуть не поперхнулся чаем. Видимо, он рассчитывал на некое покаяние с моей стороны, но, увы, не всё теперь так просто.