имеет такой силы. В религии, крепко замешанной на суевериях, заключена здесь такая мощь, какая могла бы противостоять даже воле самого императора Николая. Церковная вертикаль тут определенно могущественней царя. Веками эти два начала в России взаимодействуют как рука с перчаткой. Что, в общем, и хорошо, поскольку любой раздор между ними неизбежно привел бы к революции.

В зале ожидания на станции в Ряжске официанты торопливо разносили стаканы с горячим чаем, который охотно заказывали все пассажиры. Для иностранца, кстати сказать, объемы этого напитка, потребляемые русским человеком, кажутся поистине ошеломляющими. Наша классическая английская прачка, таланты которой в этой области считаются исключительными, не имела бы ни малейшего шанса, вступи она в состязание с любым из подданных русского царя. На столике для закусок стоял большой samovar (латунная емкость, похожая на урну). Вода в нем поддерживалась в кипящем состоянии отнюдь не при помощи спиртовой горелки, как делается это у нас в Англии, а посредством дымовой трубы, помещенной внутрь этой самой урны и наполненной раскаленным древесным углем. Некоторые путешественники, очевидно, придерживались режима экономии. Вместо того чтобы положить сахар в стаканы, они держали небольшой кусочек во рту, подслащивая таким образом обжигающий напиток.

Решив использовать с толком наше промедление в Ряжске, я отправился изучать другие станционные помещения для проезжающих. Они были переполнены пассажирами третьего класса. Причудливое зрелище являла собой вся эта мешанина из разных народностей, набившаяся сюда подобно овечьему стаду и расположившаяся в самых разнообразных позах прямо на полу. В одном углу, например, крепко спал татарский купец, облаченный в длинный пестрый халат и сапоги с высоким голенищем. Голову его покрывала маленькая желтая феска. Он крепко прижимал к себе спящую женщину, лицо которой скрывалось под непроницаемой белой вуалью, а подле этой пары закутанный в тряпки ребенок играл с родительской меховой шапкой. Носовой аппарат звучно сопевшего рядом с ними мужчины характерными очертаниями указывал на несомненную принадлежность своего владельца к племени Израилеву. Время от времени обладатель шумного носа порывисто нащупывал небольшую кожаную сумку, предательски выглядывавшую из-под засаленного черного пальто и даже во сне остававшуюся предметом его тревоги. Зычным руладам иудея слаженно вторили раскинувшиеся в живописных позах ладно скроенные крестьяне в тулупах из грубой кожи, туго подпоясанных узкими кожаными ремнями с украшением в виде медных и серебряных пуговиц. Напротив печи, подогнув под себя ноги, в полудреме сидел старик бухарец в просторном халате. Судя по его виду, он находился под воздействием опиума и грезил, наверное, о райских гуриях и грядущем блаженстве. Парнишка со смышленым лицом, приходившийся с учетом сходства между ними, очевидно, ему сыном, старался отодвинуться, насколько это было возможно, от остальной груды тел, явно не слишком радуясь неожиданно тесному соседству с русскими крестьянами.

Магометане Средней Азии бесспорно имеют как минимум одно серьезное преимущество перед местным мужиком – они любят мыться. Если бы кому-нибудь удалось уговорить русского крестьянина повнимательней отнестись к идее регулярного омовения, это послужило бы великому благу – пусть и не для самого мужичка, раз ему плевать на элементарный комфорт, так хотя бы для тех, с кем он путешествует. Суеверие и грязь в России подобны братьям-близнецам. Я частенько подмечал следующее: чем самозабвеннее крестьянин поклоняется всевозможным идолам (obrazye), выставленным напоказ на крыльце каждого дома, тем категоричней он в своей забывчивости о пользе воды и мыла.

В Пензе мне едва хватило времени на то, чтоб запастись новым билетом до Сызрани, где заканчивалось мое передвижение по железной дороге. В итоге я оказался в просторном вагоне-салоне. Практически все места в нем были заняты, поскольку носильщики загромоздили их багажом пассажиров, путешествующих в соседнем вагоне.

Все эти баулы и чемоданы погрузили сюда, пока их владельцы сидели в зале ожидания, с целью сокращения длины состава, дабы не прицеплять отдельный багажный вагон. Цель была достигнута, однако расплатой послужили весомые неудобства, претерпеваемые путешественниками в лихорадочном поиске своих утраченных вещей при тусклом свете пропитанного жиром и сильно чадящего фитиля.

В разговоре, который завязался у меня с одним из этих людей, высоким плотным мужчиной среднего возраста, выяснилось, что кратчайший путь до Оренбурга лежит через Самару. Мой собеседник как раз направлялся туда, поэтому предложил совместно нанять тройку – сани и полагающихся к ним лошадей. Я с готовностью принял его предложение, и спустя несколько часов мы вместе стояли на платформе в Сызрани. Спутника моего тут явно знали, служащие на станции уважительно брали под козырек, а носильщики как-то уж очень быстро доставили наш багаж в зал ожидания. Должен признать, я был удивлен, обнаружив так далеко от столицы по-настоящему хороший буфет. С учетом кратких остановок для перемены поезда мы находились в пути более шестидесяти часов, неуклонно приближаясь к Азии и удаляясь, таким образом, с каждым шагом от цивилизации. Однако буфет в Сызрани оказался безупречен. В самое кратчайшее время нам подали прекрасный завтрак, не уступающий ничему, на что вы можете рассчитывать в любом ресторане Франции.

Тем не менее пора было задуматься о нашем путешествии на санях. Немного поторговавшись, мой спутник договорился с одним зажиточным крестьянином, жившим по соседству; тот брался снабдить нас транспортом и переменой лошадей до Самары, поскольку казенные почтовые станции между двумя городами отсутствовали. Нам предстояло преодолеть около восьмидесяти пяти миль.

Глава V

Двадцать градусов ниже нуля – Провизия – Волки по соседству – Наша тройка – Поездка по Волге – Цены на зерно – Мост, возводимый через реку – Стерлядь – Уральские казаки – Как поймать осетра – Три вида икры

«Советую одеться как можно теплей, – дружески предупредил меня компаньон, когда я вошел в гардеробную комнату. – Термометр показывает двадцать градусов ниже нуля (по Реомюру)[4], да еще и ветер поднялся».

Те из моих соотечественников, кто ни разу не сталкивался с русской зимой, слабо представляют себе, какое значение приобретает даже самый легкий ветерок, стоит ртути в термометре достичь низких отметок. Он режет как сталь, сколько бы вы ни кутались в свои меховые одежды, пронзает буквально до костей. Решив противостоять морозу в полной мере, я оделся, как мне казалось, самым серьезным образом, чтобы не оставить стихиям и шанса добраться до меня.

Первым делом я натянул три пары толстых чулок длиною выше колена. Затем надел пару отороченных мехом ботинок, которые в свою очередь поместились в кожаные калоши, а поверх всей этой конструкции были водружены гигантских размеров валенки, достигавшие бедер. По части штанов меня согревали толстенные кальсоны и пара брюк, которые в