у реки на валуне своего деда. «Что это дедушка зачастил туда?» — с удивлением подумала Раббия и направилась к нему.

Заметив внучку еще издали, Шариф-бобо придал своему лицу печальное выражение. Заговорил первым.

— Ты, наверное, внученька, удивляешься, что я глазею на те скалы. Скажу тебе, чтобы и ты знала. В эти дни годовщина нашей свадьбы с твоей бабушкой. Ровно шестьдесят лет назад это было. Полюбил я быструю, как козочка, девушку и послал к ней сватов. А она им и говорит: «Пусть жених вон из той каптархоны, пещеры, что на высоте двухсот метров в скале, достанет молодую горлицу».

Глаза у Раббии заискрились, и она воскликнула, обняв старика:

— Ой, как интересно. Дедушка, и неужели ты полез на такую страшную высоту? — Раббия тоже посмотрела в сторону скал, где еле угадывалась черной точкой каптархона.

— А как же, внученька, ведь я любил твою бабушку и не хотел, чтобы она досталась другому. Вот и выполнил ее условие. Забрался в каптархону. Только я не снизу к ней подбирался, это невозможно, а спустился на аркане с верхнего гребня скалы. Там до пещеры не более двадцати пяти метров.

— Ну и молодчина ты, дедушка! Вот за это я тебя еще больше любить буду. — Она засмеялась и побежала к реке. — Вот и я кое-кого испытаю! — озорно выкрикнула она, но голос ее потонул в шуме горных вод.

Еще через день Шариф-бобо на утренней зорьке опять направился к валуну. На этот раз он предусмотрительно закрыл спящую Раббию на замок и даже на окно ее комнаты опустил камышовую циновку. На восходе солнца он вновь произнес слова заклинания, и на четках еще на один лунный камень стало меньше.

Когда же Халил с товарищами привез стонущего Сумарокова, Шариф-бобо тут же исчез в своей глинобитке. Его лихорадило.

— О, аллах! — шептали его морщинистые губы. — Ты услышал мою молитву.

А Раббия уже помогала Халилу укладывать Сумарокова поперек лошади, ибо сидеть в седле он не мог. Через несколько минут они тронулись в путь. Халил понимал, что медлить нельзя. Нужно скорее добраться хотя бы до совхозной больницы.

К вечеру Халил вернулся в лагерь один. Больного в район, по указанию Майлиева, повез главврач кокдарьинской больницы, Раббия вызвалась ему помочь. Она и слышать не хотела о возвращении домой.

— Вот отвезу, узнаю диагноз, тогда и вернусь. Да и тебе будет спокойнее работать, — сказала она Халилу.

— Хорошо, не возражаю, — сказал юноша. — Я тебе у Майлиева лошадь оставлю, а сам вернусь на машине.

— Годится, — озорно ответила Раббия. И они расстались.

Халил, как только приехал в лагерь, поставил машину и… бегом к Шарифу-бобо. Старик вышел ему навстречу.

— Дедушка, ругаться не будете? Раббия с нашим больным уехала в район.

— Да уж не зверь же я, понимаю, раз больной человек — нельзя его бросить в беде. Мы же советские люди. Все как братья, — говорил Шариф-бобо мягким голосом. Он и сам удивился, как это у него так складно получилось.

— Ну, спасибо, дедушка, а я снова в горы.

— Что так спешно? Может, хоть чайку или молочка выпьешь?

— Некогда, дедушка, некогда, у нас аврал. — И Халил, озабоченный, сел на лошадь и тут же уехал в горы.

Через трое суток Халил вернулся с гор весь ободранный, похудевший и небритый, но повеселевший.

— Шариф-бобо, Раббия еще не вернулась? — спросил он старика после приветствия.

— Ни Раббии, ни Баскакова, сынок. Что-то нет никого.

— Ну, допустим, Баскакову еще рано, а вот почему нет вашей внучки, непонятно. — Сказав это, юноша сбегал в вагончик, переоделся и уехал на лошади в Коккишлак.

Тайна каптархоны

Проезжая вдоль берега горной реки, Халил невольно залюбовался огромной скалой в створе ущелья. Теперь он знает эту скалу, как свои пять пальцев, облазил ее всю вдоль и поперек. Вот удивятся местные суеверы, когда узнают, как проста их тайна!

В предшествующие дни он в одиночку обследовал водопад с помощью пробы, сказав рабочим, чтобы постоянно закачивали в шурф подкрашенную воду.

По отвесной скале Халил спустился до самого подножия скалы, к речке, но выхода окрашенной воды не обнаружил. Обследовал северный склон и тоже — ничего. Оставался восточный, пологий, склон, тот, что уходил в чашу будущего водохранилища. Халил осматривал окрестности ущелья и, наконец, вышел к озеру Албасты. Это был небольшой водоем размером двадцать пять метров на шестьдесят. Сверху красивыми каскадами в озеро падал небольшой ручей, а из самого озера вода устремлялась в древнее ложе горной реки.

К своему удивлению, на озерной глади Халил заметил подкрашенные охрой водяные пузыри. Краска расползлась по озеру огромным пятном, напоминающим очертания большого осьминога с красно-бурым глазом.

Теперь-то он знал, что это просто геологический свищ в скале, а не разлом, который является гибельным для гидростроителей. Вспомнив события последней недели, Халил сделал вывод: Шариф-бобо знал, что озеро и пустоты в скале — сообщающиеся сосуды. Выходит, старик намеренно привел изыскателей на этот участок скалы. Он хотел сорвать работу экспедиции. Но зачем ему это?

…Халил еще издали увидел Раббию, девушка спокойно ехала на лошади. Ее длинные косы свисали до самого седла. Халил любовался ею. Как это прекрасно — смотреть на девушку, которая стала твоей мечтой, частицей тебя. Халил знал, что по Аль-Газали[14] любовь подразделяется на пять видов, и самой сильной считается та, в основе которой — сходство душ. Это и есть тот случай, который называют любовью с первого взгляда. Халил был уверен, что и Раббия ощутила это их родство, родство душ.

И действительно, девушку преследовали те же мысли и те же чувства.

Она расцветала при одном только имени — Халил.

Вот и сейчас, словно шестое чувство подсказало ей — любимый рядом. Она выпрямилась в седле, слегка привстав в стременах, и увидела его. Даже шум горной реки не смог заглушить радостных ударов ее сердца.

Халил пустил лошадь вскачь. Он не хотел больше сдерживать своих чувств. И Раббия поняла это.

— Халил!

— Раббия!

Они соединили свои руки, а лошади замерли, словно понимали их состояние.

— Как у вас дела? — тихо спросила Раббия.

— Хорошо. — Он широко улыбнулся. Девушка уже научилась понимать его улыбки. Раз улыбается широко и счастливо — значит действительно все хорошо.

— А я так переживала… на душе было неспокойно…

— Раб-би-я, — нараспев проговорил юноша.

Они по-прежнему держались за руки. Лошади шли медленно, спокойно.

— Халил!

— Раббия!

Они не в силах были сейчас выразить словами тех чувств, что владели их сердцами.

Вот и створ ущелья. А справа и слева